Мир Тропы. Очерки русской этнопсихологии - стр. 22

По мере выпевания гвор поющего сознания будет расширяться, и начнут приходить все более широкие песни. Про наших предков, про прежних русских говорили, что у них раздольные песни. Это значит, у них были очень широкие души, то есть очень ясное сознание.

Баба Люба заставила меня сбросить весь ненужный хлам мышления и только после этого допустила к чтению заговора. Я собрался, набрал воздуха и с выражением начал читать, стараясь вложить в слова силу. Баба Люба замахала на меня руками и даже перекрестилась:

– Окстись! Бог с тобой! Ты чего воешь?

Я даже немного обиделся.

– Ты чего думаешь, если ты озвереешь, так все вражьи силы от тебя со страху перемрут?

– Что не правильно?

– Да ты ревешь, пугаешь. И врешь еще. Не думаешь так, врешь!

– Я старался.

– Ну, старался. И что, пожалеть тебя? Лобик не разбил, у-тю, мой маненькой! Сказывать надо. Спокойно читай. Видь!

– Что видь?

– Не знаю… Вот ставишь оградку. Можно, конечно, видеть и гору и стену… Но такая ограда слабая получится. Это впору деревенским бабкам, навроде меня… А ты должен саму защиту видеть, крепость крепить, как говорится.

– Крепость?

– Крепость ограды, крепость стены, саму ограду крепить должен видением. Не знаю, понимаешь? – с сомнением посмотрела на меня.

– Не знаю, может, понимаю… – так же с сомнением ответил я.

– Ну попробуй.

Я прочитал заговор по-новому.

– Получилось, – кивнула она. – Немножко совсем, однако, получилось. Сам чуешь?

Мне казалось, что я «чуял». Я действительно ощутил, как что-то будто изменилось в пространстве избы. Словно воздух стал другой.

– А знаешь, почему получилось? Огненная река тебя держит. Это не видение твое крепость дало, а боль… Что-то у тебя с огненной рекой было… давно… Страшно? Боишься?

– Да нет, – неуверенно ответил я, думая о том, что в ее словах что-то есть, но очень трудноуловимое.

– Не помнишь, очень давно было?

– Нет, – ответил я в позволении, хотя не смог бы объяснить, откуда пришел ответ, – не так давно, перед приходом в эту жизнь.

– Ну вот, ну вот, и молодец, вот и умница, – она присела ко мне поближе и слегка приобняла, очевидно, из опасения, что я могу не сдержаться из-за этого воспоминания, и мне потребуется помощь. Но воспоминание не пришло. Слова пришли из какой-то моей глубины только потому, что за три предыдущих года мои учителя научили меня слышать свое прошлое, позволяя ему всплывать прямо к поверхности осознавания. Впрочем, мне стало грустно и даже слегка тоскливо, но я уже в который раз утешил себя тем, что время этого знания придет, когда пробьет его час, и успокоился.

– Ну вот и ладненько, – погладила бабка мою руку. – Сейчас чайку поставлю, посиди пока…

И уже за чаем она закончила свой урок:

– Сила в голосе должна не от боли быть. Видеть нужно. Будешь видеть, сможешь любые заговоры читать, заклинания… даже сказки сказывать, может быть, петь…

– Не-е! – засмеялся я. – Петь, вряд ли. Медведь на ухо наступил!

– Не зарекайся, – остановила она меня. – Без голоса ты ничего делать не сможешь, а голос откроешь в себе – он сам тебя петь заставит… Чтобы сказывать, голос надо вычистить. Вычистить, вычистить, чтобы он совсем пропал словно… То есть, конечно, как же без голосу, но чтоб ты его не замечал. Вот когда ты заговор читаешь и врешь, ты сам сразу слышать голос свой начинаешь. Уж не знаю, красивым, аль нет, али стыдишься… главное, слышишь. Надо, чтобы голоса для тебя словно не было!