Мир с двух сторон - стр. 7
Его велик мир, и знаньем его он обладает,
Но если мир людей его возглавить просят где-то,
Недостойным на себя бремя возложить, считает.
Он не пойдёт с тем, кто борется за власть в Поднебесной,
И не примкнёт к тому, кто хочет выгоды добиться,
Отвергнув ложь, укажет всем Путь Истины небесной,
Он познаёт природу и стремится с нею слиться.
Поэтому мудрец, от мира в жизни отстраняясь,
Вещей тьму покидает, разум не отягощает,
В Путь проникает сам и, с его свойствами сливаясь,
В духовном восхожденье своё сердце (2) утверждает».
Примечание:
1. Учитель – мудрец Лаоцзы.
2. Сердце по восточным представлениям является разумом – (Синь-дэ Дао) по кит. или (Кокоро-но мичи) по яп. "Путь сердца" можно перевести как «Путь Разума», но будет несколько неточно, так как имеется в виду не чистый разум, а чувствительный, интуитивный разум, проникающий через сердце в тайны природы. Кокоро (яп.) – это разум мудреца, а не философа.
12. Дружба с вечным
(согласно размышлениям Чжуанцзы)
Однажды три даоса странной дружбою дружили,
Никто среди людей не мог понять их отношенья,
Они среди туманов в беспредельной мгле кружили,
О дружбе в сердце их не возникали возраженья.
Забыв о всём живом, конца и края не имея,
Все трое в небо поднимались, действуя совместно,
От множества пространств и мыслей в забытье хмелея,
Они так развлекались, время проводя чудесно.
Дружить и действовать без мысли было им приятно,
Они без разговоров, так, бесед и слов общались,
В иной мир проникали с интересом многократно,
Назад же возвратившись, потом весело смеялись.
И вот один из тех друзей внезапно вдруг скончался,
Конфуций ученика послал с соболезнованьем,
Вернувшись, ученик сказал: «Никто не огорчался
Из них, а радовались в своём странном отпеванье.
И пели это отпеванье, подыграв на цине:
– «Когда же вновь увидимся, ввысь вместе вознесёмся!
Вернулся уж к своим истокам истины ты ныне,
А мы ещё между людьми всё в мире остаёмся».
Обряды, похоронные, они не совершали,
Смеялись над покойником, я натерпелся жути,
Не знаю даже я того, к чему они взывали,
Скажите честно мне, учитель, что они за люди»?
– «Они лишь странствуют там, где отсутствует людское,
Я ж странствую в людском, и от них этим отличаюсь,
Конечное – одно, а бесконечное – другое,
Послав тебя к ним, чувствую, что в чём-то ошибаюсь.
Все трое обращаются лишь с тем, творит кто вещи,
Они ему подобны своим странствием в эфире,
Для них жизнь – лишь придаток, нарост, зоб или сон вещий,
Смерть – как укол острой иглы, прорвавший гнойный чирей.
Что смерть и жизнь такое, – они разве понимают,
Начала и конца в границах вечности не зная.
Что тело состоит из вещей разных, допускают,
О собственных ушах, глазах и сердце забывая.
Блуждая бессознательно в том мире беспредельном,
Сердца их путешествуют по сферам Недеянья,
Они не будут пред толпой играть чувством поддельным,
И чтоб обряды соблюдать, не видят основанья».
– «Но почему, так говоря, вы держитесь обрядов?» -
Спросил Конфуция, и высказал тот своё мненье:
– «На мне кара небес, я остаюсь с народом рядом,
Но мне всегда так импонировало их ученье.
Тот, кто рождён водою, в воде должен находиться,
Кто создан для пути, проводит жизнь тот в Недеянье,
Поэтому мне для Пути не суждено родиться,
С людьми мне нужно оставаться, здесь моё призванье.
Все рыбы на просторах друг о друге забывают,