Мир прекратил быть - стр. 5
Телевизор с маленьким рябым экраном показывал им фоном юмористическую передачу и воспроизводил звук на полной громкости, периодически не справляясь и переходя на шипение. Иногда, когда спина окончательно дубела, я вставал размяться, в движениях меня особенно никто не ограничивал и я спокойно ходил по всему первому этажу участка, обходя стороной клетку с людьми. Один раз я уже подошел близко и оттуда тут же посыпались просьбы – от сигарет до телефонного звонка. Мобильник следователь мне оставил, но передавать его в камеру я не рискнул. Периодически я пописывал короткие сообщения Чваркину – он стал единственным, кому я в общих чертах обрисовал ситуацию.
Мне нечасто доводилось бывать в полицейских участках, но этот показался мне типичным: решетки на окнах, пожелтевшая штукатурка на стенах, деревянные стулья, будто из Дома культуры – «три сидения, четыре подлокотника», и железная решетка, которая открывается куском арматуры в виде засова прямо из дежурной комнаты. Через узкий коридор дверь наружу – железная и прогнившая понизу – тряслась на ветру и иногда глухо долбилась в стену участка.
Мои наблюдения за полицейским, которого я мысленно окрестил карпом за пухлые губы, неожиданно прервались сильным порывом ветра, от которого я мгновенно продрог. Буквально за несколько секунд пальцы на ногах онемели, а пустота в ботинках, где они раньше находились, теперь нестерпимо загудела. Свитер, так и не успевший высохнуть после вчерашнего дождя, заледенел и сковывал движения. Руки непроизвольно скрутились в узел на животе и застыли в попытке сохранить остатки тепла. С каждым выдохом я выпускал огромное облако пара, которое разбивалось об решётку, обволакивая ржавые прутья. Мороз приковал меня к стулу, окутав дрожащее тело полусном. Лень смотреть – глазам лучше побыть закрытыми. Лень вдвигаться – лучше не растрачивать тепло попусту. Лень, лень, лень… Я чувствовал, что замерзаю, но поверить в это не мог. В конце концов, когда люди замерзали в помещении на глазах у полицейских?! Я лично таких случаев не помню.
Краем глаза я заметил, как в камере кто-то из задержанных сильно наклонился вперёд и упал на пол. Его левая рука неестественно выгнулась: ладонь намертво прилипла к металлическому краю скамьи. Остальные задержанные сбились в кучу, пытаясь сохранить общее тепло. Один из них решился закричать, но тут же закашлялся и упал на колени. В кармане завибрировал телефон. Собрав все оставшиеся силы, я достал его и прежде, чем он выключился от мороза, на экране мелькнуло сообщение:
У.бегай!
Только сейчас я почувствовал, что серебряная цепочка на шее обжигала кожу, а ключ в кармане больно вгрызался в бедро. Страх и непонимание происходящего выдавили в густую от холода кровь немного адреналина, которого хватило на то, чтобы я смог прогнать сон и оторваться от стула. Все металлические двери в участке начали покрываться плотным ледяным пухом. Легкие неприятно покалывало, я попытался вдохнуть, что-то лопнуло во рту, как детская петарда, потом ещё и ещё, пошла кровь. Слюна замерзла и стала вязкой. Я прикрыл рот рукой и моментально сросся краем свитера с окровавленными губами.
Очертания крестика на моей груди пробились сквозь свитер снопом тонких белых игл. Решётка камеры, клетка у входа – все начало превращаться в сплошную белую стену. Полицейские ломали дверь «дежурки» изнутри, но застывший намертво замок не поддавался, с экрана маленького телевизора их подначивали громогласные голоса комиков.