Мир и война в жизни нашей семьи - стр. 30
Еду, молюсь, молюсь. Приехала домой к вечеру. Хорошо, дома у нас всё в порядке. Только все плачут, почему я не приехала вчера, как обещала. Ну когда я им все рассказала, что со мной случилось, они уже меня не ругали, а опять стали плакать. Плакать и от горя, и от счастья, что я жива.
Совесть меня все время мучила, что я не знаю ничего о своем спасителе. Ругала себя все время. Была очень расстроена.
Меня уже ребятишки по-всякому успокаивали. А я все мучаюсь и мучаюсь. Все думаю о том человеке. Какие же есть хорошие люди! Всё я передумала. И мне уже тоже стало совестно, что я ему предлагала деньги. Конечно, такие добрые дела за деньги купить нельзя.
В первое же воскресенье я пошла к ранней обедне и решила отслужить по моему спасителю молебен. Пришла в церковь и опять задумалась: «А как же батюшка-то, за кого он будет молиться?».
Подошла я заказать молебен и не знаю, за чьё же здоровье молиться-то.
Стою у свечницы и думаю. Та видит, что я стою рядом, держу кошелек, а деньги не вынимаю. Она меня спрашивает:
– Ну что, милая, свечку тебе, что ль?
– Да я уже и не знаю – свечку или еще что. И вспомнила тут, как когда-то мне отец читал о свечке с лошадиную ногу. Да и подумала: если бы можно было отблагодарить так, чтобы тому человеку стало хорошо, я бы не пожалела свечку не то что с лошадиную ногу, но и с ногу слона.
И рассказала я тогда свечнице, что мне нужно отслужить молебен за здоровье очень хорошего человека, за здоровье его дочки и за здоровье всех его родных. Но я не знаю его имени и фамилии. Сказала, что он мне спас жизнь.
Свечница тут же оживилась, заинтересовалась моей историей и говорит:
– Случай тут такой, что жалеть денег не надо. Я поговорю с отцом Николаем. Он что-нибудь придумает: за какого раба божьего молиться и как молиться. Давай деньги-то.
Я, когда шла в церковь-то, решила сперва купить свечей на целый рубль. Пусть горит и освещает память доброго человека. Когда же поговорила со свечницей, то решила: раз будет батюшка молиться, то надо дать не меньше трех рублей.
Открываю я кошелек. Рубль-то, который был, я отложила и достаю, ублаготворенная, трёшку. Просвирня как-то просветлела, берет трояк и видит, что у меня в кошельке лежит еще пятерка. В глазах у нее что-то засверкало, как у жадных людей. И она масляным голоском говорит:
– Ну, милая, у тебя такой случай! Тебе человек жизнь спас, ты что жмешься? Давай, давай все деньги! Отслужить надо получше. За богом не пропадёт.
Когда она посмотрела с жадностью на кошелек и на ту пятерку, которая у меня была припасена на черный день, мне стало как-то нехорошо и совестно за свечницу, за ее жадность. И деньги мне стало жалко. Но уже не отдать я не могла и отдала ей и трояк, и пятерку, и остался у меня в кулаке только рубль.
Я почувствовала себя совсем плохо. Тут же вышла из церкви, увидела убогих на паперти и подумала: «Лучше бы отдала те деньги им». Они, когда берут копейки, то искренне благодарят подающих и желают им всего наилучшего – здоровья, счастья. Совсем расстроившись, хотела тоже дать мелочь этим убогим. Вынула кошелек-то, там и мелочи нет: лежит один рубль. Посмотрела я, посмотрела на рубль и подумала: «Вот ведь как: 8 рублей не пожалела отдать свечнице, которая так жадно смотрела на деньги. А вот этим убогим немощным бедным людям жалеешь». И отдала я этот рубль первой калеке. Та взяла мой рубль. Слезы у нее потекли, руки дрожат. Смотрит на меня, плачет и говорит: «Нужда меня заставила здесь сидеть, я и сижу. Спасибо тебе, дочка. Чувствую по твоим деньгам, что было у тебя большое горе, но ты счастливая, тебе будет хорошо. Спасибо, милая. Добрая ты, здравия тебе».