Министерство правды. Как роман «1984» стал культурным кодом поколений - стр. 10

. Вторая причина – это капризность среднего класса. Оруэлл упорно не хочет замечать существование социалистов в среде рабочего и профсоюзного движения, поэтому продвигает свои собственные эксцентричные предрассудки через воображаемый менталитет простого человека, критикуя фетиши и слабости, благодаря которым им (то есть ему) социализм кажется непривлекательным. Среди этих фетишей и слабостей он называет вегетарианцев, трезвенников, нудистов, квакеров, любителей сандалий, фруктовых соков, марксистского жаргона в виде слова «товарищ», людей, носящих рубашки фисташкового цвета, «топящих» за ограничение рождаемости, йогу, бороды и Уэлин-Гарден-Сити – городок в графстве Хартфордшир, спланированный и построенный на утопических принципах[4]. Несмотря на то что Оруэлл утверждает в книге, что завел этот разговор исключительно из любви к искусству, складывается ощущение того, что ему больше хочется посмеяться над причудами и странностями меньшинства социалистов, чем обсуждать и защищать другие формы социализма. После таких заявлений он заканчивает «Дорогу на Уига н-Пирс» призывом к «левым» всех мастей и телосложений забыть о разногласиях и выступить вместе»^>28, который сложно воспринимать серьезно.

Подобные заявления не особо понравились издателю Голланцу, который незадолго до этого вместе с парламентарием от партии лейбористов Джоном Стрейчи и политологом Гарольдом Ласки основал «Клуб левой книги» (Left Book Club) для продвижения социалистических идей. Ласки, а он в то время был самым влиятельным интеллектуалом социалистического толка, назвал первую часть книги «Дорога на Уиган-Пирс» «замечательной пропагандой наших идей»^>29. Несмотря на это Голланцу пришлось написать соответствующее вступление к изданию для клуба книги Оруэлла, чтобы дистанцироваться от высказанной второй части, в которой писатель сурово критикует социалистические идеи. В этом вступлении Голланц достаточно прозорливо высказался о парадоксальном характере Оруэлла: «На самом деле он является экстремальным интеллектуалом и одновременно ярым антиинтеллектуалом. Кроме этого он все еще ужасный сноб (и должен простить меня за эти слова) и искренне ненавидит все формы снобизма»^>30. До самого конца своей жизни Оруэлл признавал, что микробы всего того, что он критикует, живут в нем самом. Понимание своих собственных недостатков подсказывало ему то, что не стоит тешить себя утопическими надеждами на совершенство человека.

Голланц также писал о том, что Оруэлл так и не определил ту форму социализма, которая ему нравится, и не объяснил, как к ней можно прийти. Джон Кимче, работавший вместе с Оруэллом продавцом в книжном магазине и позднее ставший его редактором, называл писателя «инстинктивным социалистом»^>31 и добавлял, что тот был «очень порядочным, но, я бы сказал, не особо разбирающимся в сложных политических и военных вопросах». Какой бы фрагментарной и странной ни была критика Оруэллом социализма, его намерения были самыми искренними. Он считал, что «ничто другое не сможет спасти нас от отчаяния настоящего и кошмара будущего»^>32, и если социалистические идеи окажутся недостаточно убедительными для рядовых британцев, то народное недовольство обязательно использует кто-нибудь наподобие Гитлера. Британский социализм, писал он, «пахнет запахом сумасшедшей чудаковатости, преклонением перед машинами и глупым культом России. Если нам не удастся быстро избавиться от этого запаха, то фашизм может победить»