Милость Господня - стр. 3

– Сюда! – по-прежнему понижая голос, говорит Марика.

Они протискиваются сквозь заросли и замирают: на берегу, поросшем осокой, также замерли Хорь, Жиган и Кусака. Причем Хорь держит в руках небольшой, грубо сколоченный крест с двумя поперечинами, а Кусака, взъерошенный, с выпирающими костями, морщась и щурясь, откидываясь назад, сжимает в ладонях довольно большую жабу.

– Ага! – говорит Хорь, первым придя в себя. – В побег намылились, гуси… Ну-ну…

Жиган за его спиной мелко хихикает:

– Смотри, и девку с собой прихватил.

– Веселый парень…

В этот момент на середине озера раздается тяжелый всплеск и плоская волна, расширяясь кольцом, докатывается до берега. Вероятно, шелохнулась во сне Озерная Дева. Днем она дремлет, но иногда начинает ворочаться. А бывает, что показывается на поверхности, и тот, кто увидит ее лицо, как зачарованный, сам идет в воду.

Все вздрагивают.

– Ну на хрен!.. – говорит Кусака. – Я ее брошу.

Жаба коротко харкает.

Слюна ее, ядовитая, шипит на песке.

Не отводя глаз от Ивана, Хорь дергает головой:

– Держи!

– Сколько можно?

– Тебе сказали – держи!

Иван по интонации его чувствует, что конфликта не будет.

– Идем! – Он тащит Марику за собой.

Жиган цедит им вслед неразборчивое ругательство. Однако негромко, побаивается, что Озерная Дева учует. Говорят, что она слышит даже из-под воды. Лучше не рисковать.

Они огибают озеро, опять протискиваются сквозь заросли, сквозь изломанные переплетения ив, и перед ними открывается необыкновенный простор: уходит до горизонта, чуть поднимаясь к нему, луг в шелковистых волнах травы, проглядывает из них синь полевых васильков, а слева зубчатой темной преградой ежится Ведьмин лес, при одном виде которого прохватывает озноб.

Уже совсем рассвело. Солнце – сияет. Молочные покрывала тумана, растянутые над травой, истаивают одно за другим. Иван чувствует, что до побудки в Приюте остается час-полтора, за это время они должны где-то укрыться. Он ускоряет шаг. Марика позади него что-то бормочет, дыхание прерывистое.

– Не слышу…

– Говорю: Хорь этот… на нас… донесет…

– Не донесет, – не сразу, через пару шагов отвечает Иван.

– Почему?

– Ты крест у него видела?.. Крестить жабу – тяжелый грех… Дьяволопоклонство… Василена ему этого не простит…

Марика хихикает:

– Ничего у него не получится… Это не жаба, а вовсе – лягушка… Обыкновенная…

– Откуда ты знаешь?

– Ну я же ее видела… – Она часто и коротко дышит. – Слушай… Ты не можешь идти помедленнее… Не успеваю…

– Дай мне руку! – Он снова сжимает ее девчоночьи тонкие пальцы. Только уже не теплые, а горячие, влажные. – Времени у нас очень мало…

Иван тоже слегка задыхается. Мешок на плече чуть ли не с каждым шагом становится все тяжелее. Может быть, не стоило так его нагружать? К побегу он готовился основательно: почти месяц копил сухари, пряча украдкой хлеб за обедом и ужином, украл мешок из хозяйственного закутка, украл на кухне две банки тушенки, пакет сахара, брикет киселя… Рисковал, конечно, как сумасшедший, но Чудя, придурковатая баба, работавшая и за кухарку, и за уборщицу, в четыре руки, поднимать шума не стала: ей же и влетело бы за небрежность. Или все же права была Марика? Говорила, чтобы не беспокоился, не лез на рожон, в лесу проживем: ягоды, орехи, грибы – она это все знает… Иван ей верил и не верил одновременно. Верил, пока она говорила, знахарка все-таки, лес чует нутром, но потом обязательно приходили сомнения: ну откуда малявка такая может что-нибудь знать? Нет, лучше уж запастись. Однако как давит на кость чертов мешок! И Марика тоже тянет назад, путается, спотыкается, снова что-то бормочет – в этот раз о своем Белом Царстве. Это у нее такой сдвиг. Дескать, есть далеко на севере такая страна, чистые земли, не отравленные ни химией, ни мутировавшими бактериями, травы там пахнут ванилью и медом, нет ни чумы, ни голода, на деревьях сами собой созревают плоды, и никаких монстров там, разумеется, нет, даже хищников нет, лев и ягненок мирно живут друг с другом… А чем тогда лев питается? – пару раз интересовался Иван. Марика отворачивалась, обижалась: не хочешь – не верь… И войти в это Царство может лишь тот, кто ангельски чист душой, на ком нет грехов… Ну тогда это не для меня, хмыкал Иван… Не бойся, я тебя проведу…