Мидавиада - стр. 2

Всё началось с того, что, набравшись смелости, Аграт решился прочитать бойцам некоторые из своих сочинений. Это решение он оправдывал невинным желанием развлечь товарищей. В действительности же им двигала совсем другая, не столь благородная, зато куда более правдивая цель. Аграту хотелось не просто писать, а писать для кого-то.

Нет, вопреки опасениям, его не подняли на смех. Более того, паргалион Хати Хомак даже похвалил слог, хотя, конечно, не мог считаться специалистом в литературных вопросах. Новоявленный автор уже готовился праздновать триумф, когда Вордан Вур из рыжего отряда осторожно заметил:

– Ночью в пустыне холодно. Зуб на зуб не попадает.

Сказав это, он отчего-то смутился и замолчал, разглядывая собственные лапы.

– Холодно, – признал паргалион Хомак. – В Ливарии нам довелось ночевать в пустыне. Кажется, будто зима настала. Лежишь и зябнешь до утра, а песок вокруг так и носит…

Мидавы с готовностью закивали, и Аграт решил, что лучше всего было бы сразу провалиться сквозь землю. В пустыне он никогда не бывал, и в своём описании допустил непростительную ошибку. Провалиться, к его сожалению, не вышло – каменный пол не допускал подобных вольностей. Пришлось спешно переосмыслить собственное творчество, а заодно и жизнь.

Аграт вдруг понял: всё придуманное им до отвращения сказочно, а потому никуда не годится. Писать нужно так, чтобы казалось, будто ты сам стал свидетелем описываемых событий. Точно каждое слово было услышано, каждый жест был увиден лично тобой, а потому ты и только ты, как беспристрастный свидетель, способен открыть миру единственно возможную правду.

Ничего подобного у Аграта, увы, не получалось. В дальних странах он никогда не бывал, кровожадных аборигенов не видел и, по правде говоря, всерьёз сомневался в их кровожадности. Всё детство и всю юность он провёл в казарме. Армия стала его домом, потому что никакого другого дома Аграт не знал или, лучше сказать, не помнил.

Как это обычно случается, на смену разочарованию пришло вдохновение. Аграт решил писать о том, что видит. И пусть теперь на листках его блокнота шумело вовсе не ласковое море, а от крепостных стен веяло отвратительным холодом. Зато он мог без труда описать каждый камень, каждую упавшую на лицо солёную каплю, каждое произнесённое слово и даже то, что так и не было произнесено.

Теперь Аграт Велссим описывал саму жизнь, и его рассказы всё больше походили на дневниковые записи. Не решаясь знакомить сослуживцев со своим творчеством, миртеллион завёл ритуал, который любому другому показался бы странным и даже нелепым. Дописав очередную главу своей правдивой повести, он аккуратно вырывал листок, сворачивал его трубочкой и закупоривал в одну из тех бутылок, что в изобилии водились в здешнем подземелье. Дождавшись темноты, Аграт выбирался за крепостную стену и старался забросить сосуд с бесценным содержимым как можно дальше от берега. Делал он это с единственной целью – сохранить веру в то, что когда-нибудь и у него появится свой единственный читатель. Тот, кто захочет страдать, мечтать и радоваться вместе с ним. Тот, кто увидит мир его глазами, чтобы никогда уже не стать прежним. Тот, кто станет с жадностью впиваться в написанные им строки и нетерпеливо ждать продолжения. Тот, ради кого стоит творить.