Межгорье - стр. 28

Начиная замерзать, я переминаюсь с ноги на ногу и обхватываю себя руками. Всё-таки в конце августа ночи уже холодные, тем более в гористой местности. Сна теперь вообще ни в одном глазу. Да и, признаюсь, хоть и тревожно, но любопытно. Хочется узнать, чем все закончится.

Правда я отхожу подальше от вольера, чтобы не нервировать Тару и не стоять над душой у Андрея. Закинув голову и любуясь звездным небом, думаю о том, почему не сделала этого раньше. Пока меня совершенно бесцеремонно не обхватывают две большие руки.

Я даже не слышала, как Клим подошел сзади.

— Я запретила тебе трогать меня, — ворчу на него, напрягая мышцы.

— Я помню.

Клим говорит это так нагло, словно хочет сказать: “Молчи, женщина, и делай, что тебе велят”, отчего у меня по телу пробегают мурашки.

— Клим? — дергаю плечом, стараясь игнорировать это волшебное ощущение соприкосновения моей кожи с его натренированными мускулами.

Боже… Он опять по пояс голый…

— Я просто тебя согрею, — вздыхает парень.

Надеясь на поддержку, я смотрю на Андрея, но тот никак не комментирует ситуацию. Сначала даже паникую, но тепло обволакивает меня, становится так приятно. Вскоре я начинаю думать, что объятия парня – не такая уж и плохая идея. Мне реально холодно.

— Ты когда-нибудь одеваешься? — говорю первое, что пришло в голову, лишь бы заполнить неловкую тишину.

Причем, если кому-то тут и неловко, то лишь мне. Андрей занят Тарой. А Климу до лампочки на всякие неловкости.

— Одежда для слабаков, — усмехается Клим.

— Лет в семь – восемь он постоянно болел… — все-таки Андрей решает поучаствовать в разговоре. — Однажды мне это надоело, и я начал штудировать все о закаливании. С тех пор Клим так и ходит, как Маугли.

— И зимой? — я поворачиваю голову.

— Нет. Зимой я хожу в медвежьей шкуре, — хмыкает парень.

— Серьезно?! — удивленно восклицаю.

Мою реакцию Боголюбовы встречают дружным раскатистым хохотом. И от того, как смеется Клим, меня даже потряхивает, когда его грудная клетка вдавливается в мою спину.

— А ты чего так укутался? — стараясь сохранить лицо, подтруниваю над Андреем. — Сына заставил голым ходить, а сам?

На Боголюбове помимо клетчатой рубашки надета поношенная джинсовая куртка.

— Ну я предпочитаю раздеваться только в особых случаях, — улыбается мужчина.

У меня же в мозгу проносится: по пятницам.

А потом Андрей говорит что-то про потуги, и Тара начинает рожать. Не мгновенно конечно. Но даже мне понятно, что именно происходит. И, чтобы не видеть этого, я выскальзываю из объятий Клима и отворачиваюсь.

Только он снова сгребает меня в охапку. На этот раз я не возражаю. Наверное, во всем виновата ночь и темнота. Если бы сейчас светило солнце, я бы точно не позволила Климу обнимать меня, но ночью все, как будто бы, не по-настоящему.

Мы стоим лицом к лицу. Вернее, мое лицо находится где-то напротив его кадыка. Не зная, куда деть руки, так и держу их прямо по швам.

— Когда я увидел это в первый раз, меня стошнило, — успокаивающе шепчет Клим.

— Да? И сколько тебе было?

— Не помню. Я был мелким пацаном.

— Наверное, собачьи роды – не то, что должны видеть мальчики.

— Отец был того же мнения и не пускал меня смотреть.

— Тогда как ты увидел?

— Подсматривал, — с гордостью признается парень.

Я смеюсь.

Мы стоим так еще приличное время. И наш тесный телесный контакт кажется мне все менее странным. Мы оба взрослые, совершеннолетние люди несмотря на то, что Клим младше меня на пять лет, и мы не делаем ничего плохого. Да тут даже присутствует отец парня. Объятия бывают разные. И не все их них что-то обозначают…