Метро 2033: Они не те, кем кажутся - стр. 20
После очередного поворота в ноздри впился сладковатый запах гниения. Слух же начал улавливать недовольное жужжание растревоженного улья. Впереди ощущалось скопление неизвестных зловонных существ – мерзких, общающихся на карикатурном подобии языка. Он резал уши гортанностью и сочащейся злобой. Идти к ним, покидая ласковые объятия тьмы, было последним, что мне когда-либо могло захотеться. Но тщедушный на первый взгляд Митя, будто собака, почуявшая долгожданную награду, тянул меня вперед с удвоенной силой, не переставая бормотать себе под нос что-то неразборчивое. Всего пара десятков шагов, застонавшая ржавая решетка, и мы оказались… на путях у перрона ярко освещенной станции. Подняв голову, в неизвестных существах я узнал обычных жителей подземки.
– П… подн… нимайся! – воскликнул Митя.
Пока я безучастно созерцал открывшуюся мне картину, лениво пытаясь осознать происходящее вокруг, он уже успел забраться на перрон и тянул мне сверху руку. Поднявшись на станцию, я осмотрелся.
«Серпуховская» – сообщала надпись на противоположной стене. В глубине моего сознания вновь шевельнулась слабая надежда на пару с легким приступом дежавю. Но и этого вполне хватило, чтоб окончательно прервать самобичевание, заставляя мозг привычно работать на полных оборотах. В голове тут же закрутился вихрь мыслей, возвращая потухший было разум к жизни.
– В… вон п… палатка. Там д… друг! – опережая вопрос, ответил Митя, двигаясь по платформе настолько быстро, что я едва поспевал за ним. – Он умн… ный п… почти к… как М… митя! Он п… поможет!
Пожалуй, назвать это жилище палаткой у меня не повернулся бы язык. Скорее вполне добротным деревянным домиком, приютившимся между широкими колоннами в конце перрона. Он напоминал квартиры браминов в Полисе. Причем не только внешним, но и внутренним убранством. Вдоль противоположной от армейской кровати стены стоял самодельный стеллаж, доверху набитый книгами. Пробежавшись взглядом по корешкам, я с удивлением понял, что слышал в лучшем случае о десятой части из них, вживую видел и того меньше. Все книги из тех, которые я узнал, принадлежали к трактатам по психологии человека.
– А я уже начал подумывать, что вы ко мне и вовсе не доберетесь, молодой человек, – знакомый голос с совершенно нетипичными для моего представления о нем нотками благородства и степенности заставил меня резко развернуться на пятках.
На пороге, вежливо улыбаясь, стоял не кто иной, как хозяин этого жилища. Михаил Панкратович.
– То есть вы хотите сказать, юноша, что решили посетить меня исключительно ради того, чтобы попросить свидетельствовать на суде в вашу пользу? – Михаил сделал крохотный интеллигентный глоток травяного чая из дорогущей фарфоровой кружки.
Это была его первая после приветствия фраза за последние часа два, на протяжении которых я вывалил все, что произошло со мной с момента нашей встречи. До сего момента он участливо молчал, лишь изредка кивая и хмуря брови. Может, именно из-за доверительного, теплого взгляда я и решил выговориться. Только сейчас, увидев его гладко выбритое лицо и степенное поведение, я понял, почему дрезинщик показался мне смутно знакомым. А речь, хотя и вполне антуражной для деревенского жителя или типичного слесаря, слышалась несколько шуточной и наигранной. Об этом человеке не раз упоминал мой учитель, Игорь Игнатьевич, показывая общие фотографии. До Удара Михаил Панкратович долгое время успешно преподавал психологию, в частности ее криминальное направление, в одном из московских вузов. Наставник рассказывал, что, будучи человеком думающим и отлично разбирающимся в людях, после Конца его друг быстро смекнул, что психологу, сколь угодно профессиональному, в новом мире вряд ли найдется место. Придерживаясь мнения, что самым живучим классом является рабочий, в свое время он не преминул получить второе высшее образование, на этот раз техническое, которым и воспользовался в метро. Однако я предполагал, что он обосновался где-то на станциях-мастерских, и никак не ожидал встретить на Ганзе, да еще и в амплуа недалекого машиниста дрезины.