Метаморфозы. Новая история философии - стр. 5

. Именно настоящее служит основанием для аутентичного понимания прошлого, что, безусловно, несколько искажает сюжет исторического процесса, но тем самым и придаёт ему смысл. Или, как примерно о том же самом говорил М. Хайдеггер, «подобное распознаётся только через подобное, и подобное может стать предметом только для подобного»[4].

Философское самоосмысление невозможно без прошлого. Но какими бы гениальными ни были философы того времени, вопросов видеть всегда удаётся больше, и считать их решёнными – значит создавать видимость решений. Настоящее философствование включает в себя как выводы, так и гипотезы, и даже вновь открытые в ходе его проблемы. В нём обязательно (!) должно быть место и для оценочных суждений как отражения наличия у субъектов истории определённой свободы выбора своих действий. Великие труды прошлого не теряют своего значения в философии, но их интеллектуальный вклад не является статичным. Каждая эпоха интерпретирует и применяет философскую классику к своим собственным проблемам и устремлениям. Это абсолютно нормально. Это то, что и требуется от философии!

Любому настоящему историку философии необходимо уметь перефразировать анализируемые мысли, выявлять причины, стоящие за ними, рассуждать об их посылках, о том, что осталось имплицитным, оценивать последовательность и убедительность сделанных выводов. Эти занятия сами по себе являются полноценной философской деятельностью. Следовательно, любая серьёзная история философии сама по себе должна быть упражнением как в философии, так и в истории. «[И]зучение истории философии есть изучение самой философии, да это и не может быть иначе»[5]. Если историк философии находит веское обоснование доктринам философа прошлого, его задача выполнена. И для этого он может использовать любой доступный для него материал. Если вам это кажется чересчур революционным, то подумайте немного, и вы увидите, что наиболее заметной формой философского прогресса всегда является как раз прогресс в философском анализе, главная причина которого – современные философы, конечно, знают такие вещи, которых не знали даже величайшие философы прошлого.

Очевидно, что сущностное осознание той или иной трансформации – метаморфозы! – происходит с её концом. Как известно, «сова Минервы вылетает в сумерки, когда полный битв и сражений день уже отгремел». То есть естественно, что дождавшись окончания определённого этапа в развитии того или иного явления, мы получаем о нём более полное представление. Но парадокс в том, что когда мы говорим о просто «философии истории», то находясь «внутри» жизни того или иного философа, можем говорить о тех интеллектуальных «революциях», которые он совершил в её рамках, и лишь об «эволюции» его взглядов post mortem; в рамках же «новой истории философии» всё обстоит ровно наоборот – настоящие метаморфозы начинаются с течением большого количества времени, которое и раскрывает истинный смысл сказанного и написанного. Нередко говорят, что великое видится на расстоянии, что слишком близко плохо видно, как и слишком далеко. «Мысленное видение» – рефлексия – также требует дистанции. Если вспомнить экзистенциалистов, существование человека предшествует его сущности, которая проявляется только во время или после смерти. А на языке психоанализа это вопрос о том, что сказали философы прошлого «на самом деле»? Да и главный признак классики вообще заключается в том, что каждое поколение воспринимает и понимает её по-своему. Она трасформируется!