Метафора - стр. 3
Вдруг в нём что-то дрогнуло, лицо мраморной скульптуры приобрело человеческие черты, а чуть пониже носа обозначилось некое подобие улыбки:
– Однако это поправимо. Вас как зовут?
– Адам.
И тут словно бы на моих глазах тыква превращается в золочёную карету:
– Ну что ж вы? Так бы сразу и сказали! Для вас зарезервирован столик недалеко от сцены. Я провожу, – и на ходу обернулся на охранника: – Уволен!
Чудеса! Впрочем, мне была обещана высочайшая поддержка…
И вот сижу, глазею по сторонам, и постепенно под звуки джаза возникает ощущение, что зря сюда пришёл. С таким же успехом можно было рыскать взглядам на рынке в Тёплом стане или в ближайшем супермаркете. Унылые или восторженные лица, горящие или потухшие глаза, стандартный макияж или без оного – всё это оболочка, но нет того, что я называю неповторимым, самобытным шармом. Ведь только это свойство глубоко спрятанной души подвигнет меня, то есть библейского Адама к тому, чтобы предложить своей избраннице уже надкусанный запретный плод.
И тут на сцене появляется она. Поёт что-то из репертуара Эллы Фитцджеральд… Я за прошедшие года немало повидал джазовых певиц, но, окажись они здесь, все съёжились бы до размера клавиши на рояле, а после стремглав бежали от позора, что называется, куда глаза глядят… Фея, обольстительница, девка с Пляс Пигаль, убитая горем женщина и заботливая мать, поющая колыбельную у кроватки сына… И тут же, тут же раздавались пронзительные крики, которые бывают только в ночь любви. Так может петь только она!.. Надеюсь, мне простят, что процитировал самого себя, но дело в том, что лучше и не скажешь.
Когда концерт закончился и публика стала расходиться, певица подошла ко мне. На лице смущённая улыбка, и только насмешливые огоньки в глазах выдавали её внутреннее состояние – видимо, сложившаяся ситуация очень забавляла.
– Так вы Адам?
– Да вроде бы.
– В таком случае я Ева.
А я не знаю, что сказать – банальные комплименты тут не к месту, а зачитывать длинный текст про ночь любви и пронзительные крики ещё более бессмысленно. Да и зачем опережать события – всё может закончиться ничем, если окажется, что мы друг другу не подходим. Однако как это проверить? Я предложил прогуляться по ночной Москве.
Когда мы вышли на улицу, где-то пробили куранты, и тут случилось то же, что и в чудесном фильме Вуди Аллена. Впрочем, есть немаловажное отличие – нам посчастливилось переместиться и в пространстве, и во времени.
Эпизод 4. Midnight in Paris
И вот всё те же двадцатые годы прошлого столетия – допотопные автомобили, редкие ночные прохожие и кафе «Ротонда» на углу бульвара Распай в квартале Монпарнас. Бульваров в привычном понимании уже нет, зато в разгаре «золотой век» литературы и драматургии – Франц Кафка, Эрих Мария Ремарк, Бертольд Брехт, Жан Кокто, Марсель Пруст… Впрочем, и русские писатели не ударили в грязь лицом – Юрий Олеша, Михаил Булгаков…
Каким образом нас сюда закинуло, этот вопрос не возникал ни у неё, ни у меня – мы были очарованы ночным Парижем. Но вот что любопытно: с кем удастся встретиться пришельцам из будущего на этот раз? Увы, не будет ни Модильяни, ни Ван Гога – такие художники долго не живут. А вот Пикассо бодр и весел, хотя время его истинного возвышения, «голубой» и «розовый» периоды, осталось позади… Ну разве что Хемингуэю можно задать несколько вопросов: