Месяц на море - стр. 4
– Знаешь, буду черный кофе, если можно, – без эмоций произнесла Виола. Таким обычно обращаются к официантам.
– Думаю, надо выпить капучино. К пломбиру с апельсинами…
– Сережа, я хочу черный кофе, – улыбнулась Виола.
– Капучино считается десертом, а потому… – словно не слыша, говорил Колесников.
– Я хочу черный кофе.
– Я слышал, – повернулся к ней Сергей Мефодьевич, – слышал. Но черный кофе мы выпьем, когда…
– Черт побери! Бл…ть! – Виола вдруг повысила голос. – Ты не слышал, что я не хочу капучино?! Не хочу! Я хочу черный кофе. Я сказала тебе об этом три раза. Почему ты настаиваешь на том, чего мне не хочется?! Почему ты не отвечаешь на мои вопросы?! Почему ты не считаешь нужным пояснить ситуацию?!
Колесникова передернуло.
– Ты кричишь? Ругаешься? Матом?!
– А ты не слышал никогда матерных слов? – засмеялась Виола. – Ты у нас из института благородных девиц?
– Ты как ведешь себя? – глаза Колесникова вылезли из орбит. – Ты же женщина!
– Да неужели, – рассмеялась Виола, – женщина? Ты ничего не путаешь? За год ты ни разу не подал мне руки, когда я выходила из машины, автобуса или трамвая! За год ты ни разу не взял меня под руку и не позволил взять под руку себя. За год ты не обнял меня. Да что там обнял! Ты не прикоснулся ко мне. Я тебе неприятна? От меня плохо пахнет? Тебе стыдно, что я рядом? В чем дело? Я с друзьями своими более близка, чем с тобой. Кто я для тебя? Кто ты для меня? Друг? Мне друзья не нужны. Они у меня есть. Мне нужен мужчина. Заботливый, которому нужна я, который ценит мою близость, который, в конце концов, любит меня. Год мы с тобой вместе? У меня испытательный срок? Он еще не закончился?
Колесников замер. Он не ожидал, что гостья заговорит на эту тему.
– Ну, все ясно… – произнес он, презрительно оттопырив губу.
– Нет, тебе ничего не ясно. Тебе не ясно, что в отношениях требуется честность. Да, требуется терпение. И никто не может обвинить меня в его отсутствии. Но когда мужчина пытается командовать, перекраивать мою жизнь по собственным лекалам, высмеивать или игнорировать то, что мне приятно и дорого, у меня возникают к этому мужчине вопросы. Но на вопросы ты не отвечаешь! Ты отмалчиваешься. Тогда мне остается высказать тебе все в лицо. – Виола перевела дух. Она не говорила громко, но в тоне сквозило напряжение обиды, и поэтому слова собеседницы словно хлестали Колесникова по лицу.
– Послушай, я всегда считал, что мы с тобой люди умные, способные договориться. – Сергей Мефодьевич попытался сохранять спокойствие. – Если тебе что-то не нравилось, ты могла…
– Я ничего не могла! – улыбнулась Виола. – Ты ничего не слышал. Как сейчас. Когда я говорила про кофе.
– Это такая ерунда! – развел руками Колесников.
– Ошибаешься. Это вся жизнь. Кофе, передача, фильм, книга, путешествие. Ты никогда не слышал меня.
– Зачем же ты…
– Не знаю, всегда казалось, что вот-вот, вот-вот… И ты повернешься, ты переспросишь, ты уточнишь, ты заинтересуешься…
– Господи, ты меня пугаешь! Зачем столько эмоций…
Виола замолчала и внимательно посмотрела на Колесникова.
– Да ты просто козел! – сказала она и пошла к двери.
Дверь хлопнула, а Сергей Мефодьевич подумал, что в последние годы он этот звук слышит очень часто. Равно как и слово «козел».
Глава первая. Москва
Александра Львовна Архипова, заведующая кафедрой вычислительной математики МГУ, была женщиной одинокой. Про таких говорили, мол, «прошляпила свое счастье», «была слишком разборчива». Но про Архипову так говорить не стоило. При всем своем высокомерии она умела идти на компромисс, могла где-то промолчать, в чем-то уступить. История ее любви к писателю Морковкину тому пример. Наверное, из них вышла бы неплохая семья, но… Но не стоило писателю Морковкину быть чересчур хитроумным, не стоило недооценивать Александру. А самое главное – нужно было быть милосердным. Наверное, ему в свое время нужно было навестить больную Архипову. Этого не произошло, и роман, который так хорошо начинался, закончился расставанием.