Мертвое море - стр. 25
Как-то ночью она вновь сошла на берег, приехав в каюте третьего класса на пароходе, прибывшем из Рио. Носильщик взял ее багаж и отнес бесплатно в одну из комнатушек «Звездного маяка». Через пять минут все на берегу уже знали, что Роза Палмейрао вернулась и что она все такая же и нисколько не постарела. Тело ее все так же прекрасно, поэма о ней может продолжаться. В ту ночь ни одна шхуна не вышла в море. Грузы черепицы, апельсинов, ананасов, плодов сапоти остались ждать разгрузки до завтра… Роза Палмейрао вернулась после многих лет отсутствия… Матросы с парохода Баиянской компании устремились в «Звездный маяк». Лодочники тоже пришли. Старый Франсиско привел Гуму.
Из залы слышался звон стаканов. Красная лампочка над входом освещала вывеску, на которой был нарисован маяк в кругу тусклого света. Когда они вошли, Роза Палмейрао сидела на террасе и громко смеялась, широко откинув левую руку и держа стакан в поднятой правой. Увидев старого Франсиско, она легко вскочила с места и повисла у него на шее:
– Взгляните на Франсиско… Взгляните… Правду говорят, что дурной стакан не бьется…
– Потому вот мы оба и живы…
Она смеялась, весело теребя Франсиско:
– Ты не остался на дне морском, а, старый плут? Кто бы мог подумать…
Тут она заметила Гуму:
– А этот юнга откуда взялся? Что-то смахивает на тебя…
– Это мой племянник Гумерсиндо, мы тут все его Гумой зовем. Ты его еще мальчонкой видала…
Она задумчиво похмурила брови. Потом улыбнулась:
– Сын Фредерико? Выше нос, крепкая косточка… Твой отец – это вот был настоящий мужчина…
– Он был мой брат, – улыбнулся Франсиско.
– Брат брату рознь. Он-то не был похож на сонную рыбу…
Все рассмеялись, потому что Роза Палмейрао и правда была чудесная – живая, милая, весело размахивала руками, говорила, не стесняясь, как мужчина, а пила – так и не всякий мужчина умеет. Старый Франсиско ударил в ладоши и сказал:
– Вот что, ребята, давайте-ка выпьем в честь того, что эта старая сума переметная вернулась… Плачу за всех…
– А я за всех по второй… – крикнул шкипер Мануэл, который в ту пору не жил еще вместе с Марией Кларой.
Все сели и опрокинули по стаканчику. Сеу Бабау, хозяин «Звездного маяка», ходил от одного гостя к другому с графином «пряной» в руках и считал выпитые стаканы. Роза Палмейрао подсела к Гуме за маленький столик в углу. Он глядел на нее. Правда, у нее было красивое тело. Широкие бедра покачивались, как корма шхуны. Она глотнула тростниковой водки и поморщилась:
– Хоть я знала твоего отца, но вообще-то я не так уж стара…
Гума засмеялся, заглянув ей в глаза. Почему в песнях, сложенных о ней, не поется про эти глаза – глубокие, зеленые, похожие на камешки на дне моря? Более чем ее кинжал, ее нож, ее прекрасное тело, эта крепкая живая корма, которой она раскачивала так мерно, пугали ее глаза, бездонные и зеленые, как само море. Кто знает, может, они меняют цвет, как море – море синее, зеленое, море свинцовое в душные ночи затишья…
– Я и сам давно знаю старого Франсиско, а мне только двадцать лет…
– Ну, я-то не такой сосунок, ясно… Ну, а с отцом твоим Фредерико мы помяли песку, это да… Смотрю на тебя – ровно он сидит…
Была очередь шкипера Мануэла платить за выпивку. Он крикнул Розе Палмейрао:
– Эй, чертово отродье, это я плачу! Не знаешь разве?