Менеджеры халифата - стр. 17
– Два слова, товарищ генерал. Насчет Мансура…
Евгений Иванович помрачнел еще больше и молча ждал продолжения.
– Я прошу вас со всей серьезностью – перестать окучивать Мансура. Если не хотите со мной ссориться.
– Ты мне сейчас угрожаешь? – Александров встал из-за стола и, хмурясь, уперся кулаками в столешницу, как в трибуну. – Запомни, дорогой, не стоит этого делать. Твой сын почти с тобой не жил. Он имеет право на собственный выбор, и незачем тебе ломать ему жизнь.
– Вот и я о том же. Про сломанную жизнь. Он не знает достоверно, к чему вы его подталкиваете. А я в курсе, и я лично нахлебался. – Петр встал и одернул китель, звякнув наградами. – Для него такой жизни не хочу. И все же я выбирал осознанно. Он – мальчишка, у него ветер в голове – машинки, компьютеры вперемежку с идеями Че Гевары, жаждой приключений, стремлением казаться взрослым, бороться за справедливость и быть крутым бойцом РПК, какой была его мать. Помани его вербовщики ИГИЛ[14], он и туда бы ринулся, сам говорил про пацанов, которых готовят в Башакшехире и Пендике для переправки в Сирию.
– Не прав ты, Петр, – покачал головой генерал. – Вижу, и в самом деле ты сына не знаешь. Он тебя за ориентир держит. И все прекрасно осознает. Ну да никто тебя не торопит с принятием решения. Пока не торопит. Пусть языки не забывает, и иногда мы можем его на стрельбище брать, кое-какие навыки исподволь прививать. В жизни все пригождается, даже если он не станет нелегалом. Да и легенда подходящая понадобится, и ситуация сейчас переменчивая. Везде свои люди нужны, но в некоторых районах особенно. Тем более со знанием турецкого, курманджи.
– Знаю я эти «районы»! – сквозь зубы, сдерживаясь, чтобы не наорать на Александрова, процедил Горюнов. – Он или в стычках с полицией голову сложит, либо свои порешат, если полезет куда не следует. Сразу авторитетным не станешь. Авторитет нарабатывать надо. А опыт – это кровь, и твоя, и на твоих руках.
– Недооцениваешь ты парня. Я с ним говорил и наши спецы… Не морщись. Все без излишнего энтузиазма. Прощупали слегка. У него и психика устойчивая, и цели определенные, и мыслит он ясно. Так что насчет возможности его стремления к радикальному исламу – это ты зря. Не пошел бы. Слишком здраво рассуждает.
– Так ехать не хочется, – Петр стоял между кроваткой Мани и комодом, прислонившись к стене спиной и затылком.
Саша торопливо собирала ему сумку в дорогу. Укладывала рубашки, бритвенные принадлежности. Она дернула плечом и предупредила:
– Имей в виду, Петечка, будешь там очередную Зару или Дилар кадрить, я больше твоих детей не приму. Хватит с меня Мансурчика!
– Я же по работе, – скромно напомнил Петр, любуясь тем, как Саша ловко складывает его рубашки. Так их лишь на фабрике упаковывают, не хватало только булавками скрепить…
– Мансура ты тоже в рабочее время произвел. У тебя, можно сказать, безотходное производство.
– Во-первых, это до тебя было, а во-вторых… обещала же не попрекать.
– Я не попрекаю. Просто Мансур опять две двойки принес. Непослушный он!
– Выпорю его, – грустно пообещал Петр и, вспомнив разговор с генералом, мрачно добавил. – Если в мое отсутствие объявится Евгений Иванович или кто-то от его имени и станут куда-нибудь Мансура зазывать, скажешь, что Горюнов категорически запретил… – Петр выдвинул ящик комода, посмотрел в него задумчиво. Он увидел лежащее там зеркало Зарифы и забыл, что хотел достать. – Ты сказала ему о Заре? – Петр не оборачивался, но чувствовал взгляд Саши на своем затылке. Он поднял глаза и увидел в зеркальном отражении, что жена в самом деле смотрит. Сочувственно, а не ревниво.