Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938-1945 - стр. 38

Только теперь Браухич внес изменения. Новые приказы были тотчас же составлены, и требования Гитлера были в полной мере удовлетворены. Когда Гальдер переписывал эти приказы, я мог только спросить у Браухича: «Почему вы спорили с ним, если вы знал, что битва уже заранее проиграна? Никто не думает, что из-за этого будет какая-либо война, поэтому все это дело не стоит не больше мелкого арьергардного боя. Ты швыряешь свои козыри в совершенно бесполезных жестах, и в конце концов ты все-таки сдашься на том же самом месте; и тогда, когда это действительно будет вопросом жизни и смерти, твоему противостоянию не хватит необходимого авторитета, чтобы быть действенным».

Я описал это происшествие детально только потому, что оно иллюстрирует характерный пример (спор, который не был даже первого порядка) признаков тех условий, в которых мы должны были работать с Гитлером. Если в его голове возникала идея, ни один человек на земле не мог разубедить его; он всегда поступал по-своему, независимо от того, одобряли это его советники или нет.

Во второй половине сентября [на самом деле 22-23 сентября 1938 г.] Чемберлен нанес нам второй визит, на этот раз в Годесберге, на р. Рейне. Браухич выделил меня и Штюльпнагеля как наблюдателей на случай, если будут обсуждаться военные мероприятия, таким образом, у меня, по крайней мере, было с кем поговорить во время политических дискуссий, которые продолжались несколько часов подряд и на которые мы, военные, никогда не допускались. Ближе к вечеру произошел опасный момент напряжения из-за телеграммы из Праги о мобилизации чешской армии. Пока я звонил Йодлю и договаривался с ним, чтобы прояснить ситуацию у нашего военного атташе в Праге, Гитлер диктовал письмо британскому премьер-министру о том, что он считает себя полностью свободным в действиях и, если необходимо, будет готов защищать интересы Германии силой оружия, если текущие переговоры будут сорваны мобилизацией чехов. К счастью, это донесение было опровергнуто Йодлем и самим Чемберленом, в итоге переговоры возобновились на следующий день и закончились если не с окончательным решением, то, по крайней мере, с созданием приемлемой базы для избежания войны. С наступлением сумерек мы вылетели обратно в Берлин, совершив круговой облет бушевавшей над всей страной грозы; это было потрясающее зрелище, наблюдать электрические разряды с высоты больше десяти тысяч футов [более трех километров] с молниями, вспыхивающими и выше, и ниже нашего самолета.

На следующий день я поехал в гости к директору [главному управляющему] компании «General Electric» Люентичу поохотиться на оленя, и на второй день, в местечке Д., под Берлином, я подстрелил самого большого оленя в своей жизни; мне это показалось хорошим знаком в приближавшемся решении чешского вопроса.

Как известно, в конечном счете вмешательство Муссолини привело к переговорам в Мюнхене между четырьмя политическими деятелями в доме фюрера на Кениглихерплац в конце сентября. Единственный политик, которого я еще не знал, был М. Даладье, с которым меня познакомил французский посол Франсуа Понсе, когда мы все выпивали у маленькой буфетной стойки. Я не присутствовал на переговорах, несмотря на то что Геринг принимал в них участие. Итог их [то есть переход к Германии Судетов] хорошо известен, но я не думаю, что широко известно, что именно Даладье был тем, кто в конечном счете смягчил жесткую позицию британского премьер-министра по вопросу Судет, сказав: «Мы не допустим войны из-за этого, чехи должны просто отступить. Мы просто обязаны вынудить их согласиться пойти на уступки». Шмундт записал эти слова, когда они ушли.