Мелодия первой любви - стр. 2
– Вот и преподаватель так считает. Но для этого приходится много заниматься.
– Что уж. Я понимаю.
– Спасибо, спасибо вам, вы всегда входите в положение.
Снова щёлкнул замок. Мама вернулась из прихожей весьма довольная собой:
– Занятный, конечно, экземпляр эта Зинаида.
Я уставилась на клавиши пианино. Из-за усталости казалось, что они слегка плавятся, белые наползают на чёрные.
К моему однокласснику Горшкову тоже часто стучат соседи в дверь и даже угрожают вызвать полицию. Когда родителей нет дома, он включает в колонках техно на полную и игнорирует крики и угрозы. Горшков рассказывает об этом с гордостью, вот он какой отвязный, прям ходит по краю закона. В мою вот дверь даже чаще колотят. Но я об этом молчу. Потому что это бывает, когда я исполняю ноктюрны и этюды. И в такие моменты дверь всегда открывает мама. Если бы её не было дома, я бы и заниматься не стала.
– Ладно, хватит на сегодня, наверное, – закинула я удочку.
– Что значит хватит? Ещё минимум полчаса занимаемся!
– Но Зинаида же сказала… – Я надеялась, что появление соседки поставит точку в сегодняшней репетиции, но мама лишь махнула рукой:
– Ой, да будто ты её не знаешь. Она по полночи не спит, я вечно слышу, как она смотрит сериалы. Ты думаешь, она на шум пришла пожаловаться? Да прям там. Ничего ей не мешает. Она за данью ходит. Знает, что, если постучится после десяти, я ей шарфик суну, а то и перчатки кашемировые.
Папа снова высунулся из спальни:
– Но другие соседи?
– Ой, уймись тоже. Другие к нам хоть раз приходили? Всё, хватит время тянуть. Зинаида нейтрализована. Она к нам ещё минимум неделю не придёт. Закончим этюд, и на этом всё.
Бах. Шопен. Бетховен. Рахманинов. Вот мои четыре всадника апокалипсиса. На экзамене по окончании восьмого класса музыкальной школы учащийся должен сыграть четыре произведения: фугу, этюд, сонату и «что-нибудь на свой вкус, но чтобы продемонстрировать мастерство». С этими же произведениями я буду выступать на всероссийском конкурсе «Гран Пиано». Каждый день я оттачиваю репертуар под присмотром мамы.
Фуга фа минор Баха, этюд Шопена, Первая соната Бетховена и Прелюдия номер пять Рахманинова – это в сумме 13 минут и 48 секунд исполнения. А ещё это сто двадцать часов моих репетиций. И это только на сегодняшний день, 29 августа. А конкурс ещё только через два месяца.
Горькая ирония в том, что из всего этого списка мне нравится один лишь Рахманинов. В прелюдии я чётко ощущаю пульсацию жизни, подлинный нерв. И как бы мама ни убеждала меня: «Марши Грига не менее красивы», – я отстояла Рахманинова: или он, или я не знаю, что я… Правда, уже очень скоро я пожалела о своем решении. Если честно, соблазнил меня на Рахманинова современный пианист-виртуоз. Для людей в музыке он светило. Когда я услышала Пятую в его исполнении, я влюбилась безоговорочно и навсегда. Не в самого гения, конечно, а в его игру. Но чем больше я третировала свой «Красный Октябрь», тем больше понимала, что до маэстро мне не просто далеко, а… Как он добивается такой рваности, такой пульсации? Нам же, человекам, даны, по большому счёту, одинаковые конечности. Почему мои не способны на такое? Я смотрела на его пальцы. Это просто колибри какие-то. Мелькают так быстро, что кажется, что изображение зависло. А звук? Я потела в буквальном смысле, но не выдавала даже половину его энергетики. У меня не пальцы, а ленивые, неповоротливые, бракованные сосиски. Но от Пятой прелюдии не отказалась. Я её штурмую понемногу.