Мексиканка - стр. 12
Но Салли была права – Дара её плохо знал.
Начало Мерчантс-Роуд он тоже знал плохо и удивился, когда Салли повернула направо, в неосвещённый переулок. Они прошли мимо тускло освещённой витрины магазина тканей, мимо безликой оштукатуренной стены, мимо кирпичной стены древнего здания странной формы: в старом городе дома казались не построенными, а выращенными из песка и кирпичей.
Салли шла впереди, на её плече болтался рюкзак, который она не доверила нести Даре. Лямка то и дело сползала, и Дара заметил, что любуется тем, как Салли её поправляет. Что-то в девушке было нескладное и что-то удивительно милое. Её майка была заправлена в джинсы с одного бока и слегка выбилась с другого, её плечи были узкими, хрупкими, а грудь и бёдра – широкими. Она немного переваливалась при ходьбе, как будто на ней была незнакомая обувь или будто она недавно научилась ходить. Дара улыбнулся: недавно он читал, что действительно хорошая живопись начинается там, где заканчивается идеальность. Красота – это «сумма тщательно подобранных несовершенств». Он подумал, что расскажет об этом Салли. И о том, что сейчас, наблюдая за ней, он почувствовал эту сумму несовершенств, но для этого придётся сперва много чего ещё рассказать.
Улица вильнула ещё несколько раз и Дара понял, что не может точно сказать, где они находятся, но они словно попали в изнанку Мерчантс роуд: им не было видно ни одной витрины – только двери складов, но со всех сторон доносились звуки оживлённой вечерней улицы центра города – музыка, голоса пьяных компаний и реклама. Откуда-то доплывали запахи жареных стейков и парфюма, но пахло в основном акациями и ещё чем-то, чем пахнут старые улицы.
– Почти пришли, – сказала Салли.
Асфальт под его ногами сменился деревянным настилом и Дара непроизвольно замедлил шаг. Он не мог вспомнить, когда в последний раз ходил по дереву. Что-то в этом было от ощущения, когда зимой снимаешь перчатку, чтобы пожать руку.
Салли остановилась перед дверью небольшого особняка, который Даре показался нежилым: окна были наглухо завешаны жалюзи. На двери не висело никакой таблички, а само здание было безликим: будто архитектор смешал все архитектурные стили Гэллоуэя, вывел среднее арифметическое, а потом скормил строительному роботу, поленившись даже проверить результат. Даре стало тревожно: а что если здание намеренно сделали таким безликим, чтобы никто никогда не поленился проверить, кто же в нём живёт? Зачем его построили здесь – на задворках?
Салли постучала, внутри кто-то откашлялся, но дверь оставалась закрытой.
Всё же наркотики, – подумал Дара. – Здесь наркодилер. В центре – потому что зарабатывает много. Здание неприметное – чтобы… ну, чтобы не приметили. И рюкзак она не доверила ему потому что в нём запрещённое. И если полиция будет обыскивать, то вещества найдут у неё, а не у него (спасибо, Салли). И сейчас, видимо, Даре придётся драться.
Вот тебе сумма несовершенств.
Дверь открылась.
Салли без приветствия прошла внутрь, на ходу снимая и расстёгивая рюкзак. На порог вышел бородатый старик. Дара его прекрасно знал, но не мог сообразить, почему видит его здесь и сейчас, поэтому не нашёлся, что сказать. Тот посмотрел на Дару хитро. Глаза у старика были красные и усталые, подёрнутые голубоватым, как обычно бывает у тех, кто много читает и у кого к старости нет денег на искусственные органы.