Мехлис. Тень вождя - стр. 38

Участники собрания потребовали от Льва Захаровича ответа по существу высказанных ему претензий. Незадачливый докладчик поначалу попытался увильнуть, попросив перенести собрание на завтра. «Он должен проконсультироваться у новых пяток», – раздалось в зале. Но не насмешки беспокоили нашего героя. Гораздо больше его страшила перспектива голосования того предложения, которое внес Сорокин, а по сути инициировал он сам своим неудачным докладом: предложить Бухарину выступить в печати с изложением своих взглядов на текущую политику партии. Такое голосование означало бы политическую смерть Мехлиса. Он не мог не понимать: Сталин, всеми путями препятствующий публичной полемике с Бухариным, получил бы крайне неприятный сюрприз – резолюцию ИКП о предоставлении тому широкой трибуны. За это пришлось бы наверняка ответить, возможно, не одному Льву Захаровичу, но уж ему – точно.

И Мехлис решился на выступление. Он, как замечает Авторханов, «вероятно, единственный раз в своей жизни пошел на риск… “Я, – говорил он, – был и учеником Бухарина, и быть может, и его оруженосцем, когда это оружие метко било по троцкистам, но я его бросил, как только оно заржавело, а вы, Стэн, подобрали его в тот момент, когда оно целит в сердце партии. Партии вам не взорвать подобным оружием, но оно может взорваться на вашу собственную голову”».

Поднялся шум, о сути разговора на какое-то время забыли, чем воспользовался ректор Покровский, объявивший перерыв «до завтра». Разумеется, продолжения собрания не последовало, и лицо Мехлиса и его единомышленников в глазах вождя было, таким образом, спасено. А когда через некоторое время в Коммунистической академии прошло собрание теоретиков и пропагандистов партии, он был уже «на коне» и постарался подороже продать сделанное им «открытие». Отдав должное «исключительной скромности» вождя, Мехлис громогласно довел «до сведения партии тот величайшей важности исторический факт, который тщательно скрывали от нее бухаринцы: Сталин является единственным теоретическим преемником Ленина. Партия должна наконец знать эту правду даже через голову сталинской простоты и скромности, так как он принадлежит партии, так же как партия принадлежит ему!»[42]

Льва Захаровича не смутило, что теоретиком он объявлял человека, который еще года два тому назад, будучи выставлен кандидатом в члены этой же самой Коммунистической академии, был почти единогласно забаллотирован «за отсутствием у т. Сталина специальных исследований в области марксизма». Да и в самом ИКП генсек как теоретик марксизма рассматривался скорее как фигура «второго эшелона»: в 1924–1925 годах его, в отличие от Зиновьева и Каменева, даже не пригласили вести занятия на основном отделении.

Свою победу над Бухариным Сталин торжествовал на апрельском (1929 г.) пленуме ЦК и состоявшейся вскоре XVI партконференции. Глухие раскаты шедшей на убыль борьбы бухаринцев со сталинистами в ИКП еще какое-то время доносила пресса. В ноябре в «Правде» появилась статья «Фракционная вылазка правых (В ячейке Института красной профессуры)». Под ней – подпись Мехлиса. Он ставил «смелый» диагноз – правый уклон перешел «к фракционным методам борьбы с партией». В подтверждение приводился пример с одним из слушателей – Е.В. Цетлиным. Во время чистки в партячейке он, с одной стороны, выражал согласие с генеральной линией партии, а с другой, не считал Бухарина, Томского и их союзников «правыми» и в этом отношении не соглашался с решениями апрельского пленума ЦК. Что это, как не фракционная вылазка, вопрошал Лев Захарович.