Механические птицы не поют - стр. 18

– И снова похабные песенки.

– Это была твоя идея!

– Все мои идеи удачны, – промурлыкала Мия и, прищурившись, отпила кофе.

Одна из последних песен, чьи аккорды ко всеобщему восторгу взяла Мия, считалась неприличной даже для портовых пабов.

– Хорошо… Кого мы забыли?

– Милых барышень, ждущих на берегу, – зевнула Мия.

Кофе у Хенрика выходил совсем не таким, как у Уолтера. В чашке было нечто черное, густое, приправленное алкоголем и перцем. Один глоток согревал изнутри и возвращал ясность мыслей.

– Тогда побудь милой барышней, а я тебе подыграю, – предложил он, поднимая чашку.

– Идет. Надо же иногда вспоминать, как это делается.

Мия залпом допила кофе и развернула стул к залу.

Уолтер, подумав, взял первые аккорды баллады.

Шум затихал. Никто не подпевал и не стучал по столам, никто даже не говорил. Василика стояла у стены, опустив пустой поднос и слушала, изредка вытирая глаза рукавом.

Голос Мии был печальным, глубоким и темным, как море. Иногда в нем дрожали слезы, а иногда – отчаянная надежда. Уолтер играл и ясно чувствовал настроение почти всех сидящих в зале мужчин – каждому в этот миг хотелось зваться лордом Франклином, пусть даже и мертвым. Зато прекрасная девушка с печальными глазами любила бы его сквозь смерть.

Слова повисли в воздухе золотящейся взвесью. Уолтер еще перебирал струны, доигрывая балладу, а Мия замолчала и повернулась к нему. Она смотрела на него со странной смесью грусти и интереса, и Уолтер старался не поднимать глаз от гитары, потому что даже невидимым этот взгляд обжигал. Если он посмотрит Мие в глаза – точно не сможет закончить песню.

Наконец, мелодия оборвалась.

– Все, господа, мы закрываемся! – объявил Хенрик, когда стихли аплодисменты.

Василика собирала деньги с тех, кто еще не успел расплатиться. Уолтер и Мия сидели у стойки, чувствуя, как сегодняшний вечер уходит, теряя свои чары и свой пьянящий жар.

Люди выходили, открывая двери в промозглую синюю темноту. Кажется, даже свечи потускнели.

– Не хочу, чтобы сегодняшний вечер заканчивался, – вдруг сказала Мия, прикасаясь к его запястью.

– И что же ты предлагаешь?

– Ты снимаешь комнату здесь?

– Да…

– Ну, так пошли, – меланхолично сказала Мия, допивая остывший грог.

Уолтер поднял глаза и встретился с ней взглядом. Мия улыбалась. Скрипка лежала рядом с ней на стойке, и Уолтер только сейчас понял, что зачем-то продолжает держать гитару в руках.

– Побуду милой барышней.

– А я тебе подыграю, – пообещал ей Уолтер.

Их обоих устраивала такая игра.

Утром в окна проникал особенно чистый и белый свет. За ночь похолодало, и выпал первый в этом году снег, к обеду обещавший оставить после себя только влажные тротуары и крыши.

Уолтер спал, но даже во сне он чувствовал присутствие Мии, щекотавшей дыханием его шею. Ему ничего не снилось и ничего не тревожило. Его сон полнился чем-то теплым, серым и ласковым, как морские волны. Позже Уолтер, вспоминая тот вечер, ночь и короткое белоснежное утро, поймет, что это был первый в его жизни момент совершенного, безмятежного счастья.