Медные лбы. Картинки с натуры - стр. 5
– Но все-таки вы знаете, что значит «мусье» и «мадам» или «мамзель». Это выставляется на афише, как же вы берете билет на такую пьесу, где супротив актерских фамилий только «мусье» стоит. Сижу и вижу перед собой только фраки и сертуки. Вот ежели бы я была мужской портной, а то вы сами знаете, что у меня дамская мастерская. Ни жилеток, ни брюк дамы не заказывают. Час сидим, и только две актрисы на сцену.
– Ну, проглядел, ну, прости, ну, что ж делать…
– Однако три-шесть гривен мы за кресла-то отдали ни пито, ни едено. Лучше бы я на эти деньги ногу телятины себе купила.
– Мамочка, и на старуху бывает проруха.
– Так ведь то на старуху, а ты старый дурак!
– Но, мой ангел, не петушись. Ежели тебе так денег жалко, то я кресла на свой счет приму.
– Скажите, какой богач выискался! Да и откуда это у вас деньги завелись, коли вы на труды мои праведные питаетесь?
– Как на твои труды? Все-таки я частный поверенный, адвокат.
– Два гроша стоит ваше адвокатство! Держи карман, много ты наковыряешь, горничным да лакеям на своих господ кляузы писавши. Кого ты из путных людей защищал у мирового? Ну-ка, скажи?
– А майора-то того, что извозчика побил…
– Нечего сказать, хороша заработка! Ты его от тюрьмы защитил, а он тебя два раза до зеленого змея коньяком нарезал да легавого щенка подарил.
– Но ведь легавый щенок десять рублей стоит.
– Молчать! Какой ты адвокат! Портнихин муж вы и больше ничего.
– Мерси. Вот так одолжила!
– Нечего меня мерсикать. Я и сама намерсикаюсь. Меня этим не удивишь. Приду домой да и заставлю своих мастериц с девчонками по десяти раз «мерси» мне сказать.
Соседям по местам надоело слушать спор. Сначала они все оглядывались и пристально смотрели на шумящих, как бы приглашая их взором умолкнуть, но наконец начали шикать.
Жена и муж умолкли. Вышла пауза. Муж зевал и вертел в руках афишу. Жена первая прервала молчание.
– Скажете ли вы мне наконец, есть ли хоть впереди на афишке актрисы, а то я только одних актеров вижу, – снова начала она точить мужа.
– Да ведь кто ж их, душка, разберет? – пожал тот плечами. – У них афиша-то какая-то темная с обманным обозначением. Вот смотри: на афише стоит – Едмонд Барб. Барб ведь – имя женское, а тут перед именем – мусью. Значит, актер, а не актриса. Просто надувают. Актрис у них нет в запасе, вот они для приманки публики и пускают актера с женским именем. Хоть я и адвокат, а уж иначе ничем не могу этого объяснить. Потерпи, может быть, какая-нибудь франтиха и выскочит на сцену. На афишке действительно есть пара мадамов и одна мамзель, которые еще не показывались.
– Потерпи! Зачем терпеть, коли можно у сведущих людей спросить? Спроси у своего соседа, – шепчет жена. – Поклонись поучтивее, скажи «пардон» и спроси.
Муж оборачивается к соседу, седенькому старичку.
– Пардон, мусье…
– Plait-il, monsieur?[1] – наклоняется к нему тот.
– Извините, но мы с женой хотели узнать, будут в этой самой пьесе актрисы выходить на сцену. Только в таком смысле, чтоб в роскошных нарядах по последнему французскому фасону.
– То есть как это? – недоумевает старичок.
– А так, чтоб такое изображение… Тепереча они, эти самые актрисы, голь перекатную играют, а нам нужны аристократки во всем параде или эти самые… кокотки… Изволите видеть, супруга моя – портниха и имеет мастерскую дамских нарядов, а я ее муж и привел ее, чтоб фасоны женских платьев скопировывать, потому дамы, ейные заказчицы, или, по-нашему, давальцы, к ней уж очень пристали: «Сходите да сходите, Анна Петровна, и посмотрите, какой у французских актрис вкус, а то вы нам платья на манер как бы к корове седло строите». Конечно, это один дамский каприз, но все-таки мы вот пришли, чтобы их потешить, а элегантных фасонов не видим. Так жена бы хотела знать: появятся такие актрисы, которые модниц изображают?