Медленный ад - стр. 21
– Пояснишь? – спросил я, не скрывая раздражения.
– Меньше знаешь – лучше спишь. Пока рано. Занимайся Ингой. Это твой фронт. Сомни его.
Его обтянутый смуглой кожей кулачок продемонстрировал, как надо сжимать фронт в лице Инги.
– Если ты облажаешься, нам конец. Обоим. Предательство не спасёт, я позаботился.
Я нахмурился:
– Это было лишним.
Саттаров ещё улыбался, но глаза остыли.
– Хочу, чтобы ты был в курсе.
– Наверное, ты не стал бы мутить свои схематозы с клиническим идиотом, правда? – процедил я.
– Я большой мальчик, Юл. Я давно не верю в лояльность, особенно людей, которые демонстративно соблюдают дистанцию и брезгливо поджимают нижнюю губу при встрече. – Улыбки кончились, в голосе звенело раздражение. – Тебе надо поработать с мимикой. Если твои мысли можно прочитать по лицу – этот бизнес не для тебя.
Кровь бросилась мне в голову. Я знал, что он прав, открыл рот, чтобы оправдаться:
– Я…
– Головка от хуя! – грубо оборвал меня Саттаров. – Вот опять: покраснел, как целка перед стриптизёром. Выеби эту престарелую суку так, чтобы она ползала за тобой на коленях и умоляла «Ещё!» Сделай! Свою! Работу! У тебя время до понедельника. Иди!
Трясясь от ярости и унижения, я выскочил из кабинета.
«Придёт время, и я тебя уничтожу!» – поклялся я себе и точно знал, что выполню своё обещание.
Трансфер Саби
– Что там с последними объектами?
– Активны. Одним Ольга занимается, готовим. Второй коррекция не нужна. Подёргиваю понемногу.
– Когда планируешь закончить?
– Да чёрт его знает… Форсировать не хочется. Девочка совсем молоденькая, едва вошла в кондицию. Психика нестабильная. Толку, если сгорит зря? [напряжённое молчание] Запас есть?
– Ну не особо… Температура падает потихоньку, пока несильно, но лучше не тяни. Люди от активистов подустали, повестка теряет актуальность. И там [палец вверх] недобор.
– А резервы?
– Не рассчитывай. Готовых пока нет, а распылять зря не дам. Гони на трансфер, не затягивай.
– Ты ж понимаешь, что нужны новые.
– Там [глаза в потолок] своё мнение о балансе.
– Понял. Но мне это не нравится. Это официальное заявление.
– Зафиксировано. Действуй.
¶
Тихо «динннь!»
«я на трубе <З»
Саби включила бесшумный режим.
Зажёгся экран. В кружке Марат складывает пальцы сердечком. Сердечко пульсирует. В чёрных глазах печаль, любовь. В уголках рта самодовольство, которого Саби не увидит, даже если подписать пылающими буквами. Девочка улыбнулась и провела пальцем по любимому лицу, не касаясь экрана.
«Потерпи, Карпуша не отпустит».
Она сунула телефон в карман. Вовремя. Орлиный взгляд учительницы добрался до неё. Саби старательно вытаращила глаза, и Карпуша выбрала другую жертву. Телефон в кармане завибрировал.
«Буду так стоять, пока не выйдешь».
В кружке Марат стоит на трубе на руках и дрыгает ногами в воздухе. Футболка задралась, обнажила загорелый живот с кубиками пресса. Он подмигивает в камеру, показывает язык.
«Не упади», – написала Саби. Её сердца коснулись шёлковые пальчики. Любимый, глупый, нетерпеливый…
Она подняла руку. Карпуша нахмурила брови:
– Что тебе, Сабина?
– Анна Карповна, можно выйти?
Саби смущённо разгладила юбку. Она не любит врать и не смотрит в глаза учителю.
– А до конца урока не потерпишь?
Кровь прилила к щекам, в классе смешки и хмыканья. Её не любят, она красивая, но чужая. Тихая, зажатая, отстранённая. Она редко смотрит кому-то в глаза. Может, даже никогда. Сабина, жмущаяся под туалетом – это очень смешно.