Мединститут - стр. 48
– Нет! Виктор Иванович, я не могу. Нетрудовые доходы! Заберите…
– Сейчас! Комсомолец, блять. Спрячь, я сказал! – прикрикнул старший. – Сказано – твоё, значит, твоё. Самый что ни на есть трудовой доход, только без налога государству. Экий ты мудак, Булгаков. Всю жизнь на зарплату жить собираешься?
Антон угрюмо отвернулся и брезгливо спрятал бумажку, не глядя на неё и не разворачивая. Ломоносов повеселел.
– Так-то лучше. Ну, проскочила первая? Эта самая трудная, дальше лучше пойдёт. На-ка ещё соточку… Ёбнул? Ну вот, молодец…
Хлебнув ещё полстакана, Антон моментально ощутил тепло, прилив сил и необыкновенную ясность мышления. Он скушал пару вафель, вытер с губ крошки и закурил. Рядом сопел и дымил сигареткой Ломоносов. Дождь давно перестал, и в парке уютно темнело.
– Слушай, хорошо, что мы в этот гадюшник не пошли, – заметил он. – Вот же хуйня какая вокруг творится – не посидеть нормально, не выпить… Так что, говоришь, Самарцев тебя ругал?
Антон вкратце рассказал о разговоре с доцентом. Виктор Иванович выслушал не перебивая, только сигареты менял часто, прикуривая одну от другой и щурился.
– Я давно замечаю, что Аркаша-карьерист Петрухе жопку лижет, – проговорил он, – но чтобы так старательно… И Гиви за него теперь вступается, хотя сначала только плевался. Это интересно. Всяких уродов я видел в хирургии. Но чтоб так нагло себя вели…
– Послушайте, Виктор Иванович, в чём здесь дело? Откуда такой неограниченный блат? – очень сильно оживился Булгаков, всем корпусом разворачиваясь к своему учителю. – Ну учатся у нас – сын нашего декана, дочка профессора Карпенко с кафедры урологии. Ну, не без заносов ребята, но не борзеют. А вот откуда этот Горевалов? Что он не институтский, то есть не сынок никого из профессорско-преподавательского состава, мы уже выяснили. Но откуда он тогда?
– Похоже, орудует очень серьёзная мафия… – медленно проговорил Ломоносов. – Я не знаю. Фамилия неизвестная, ни у кого из центрового городского начальства такой нет.
– Может, он непрямой родственник…
– Может. Но всё равно странно – сейчас влиятельными родственниками хвастаются на всех углах. А хули ж тогда он скрывает?
– А если они из КГБ или из партйных сфер? Там же все засекречены.
– Не до такой степени. Сейчас гласность, Антон. Да и чего скрывать, даже если и из КГБ? Да пиз@дни он такое кому-нибудь по секрету, так завтра все знать будут, только молчать-бояться. Нет, тут что-то не то. Впрочем, х… с ним, – Ломоносов скривился и начал возиться с бутылкой. – Хирург только из него гавённый получится, как бы Сам и Гиви не шестерили.
– Но если давать оперировать, то быстро ведь руку набьёшь? За два года, наверное, можно, – ревниво заметил Антон. – Вон, в 3-й хирургии Емельянов младший, интерн, сын заведующего. Так батя его натаскивает, на все свои операции берёт, первым. Толик хвастался, что уже сам торакотомию делает…
– Чего? – остановился Ломоносов и уставился на Антона. – Ты в цирке был?
– Где? В цирке? Был в Москве… в детстве…
– Видел там номер – медведь на коньках?
– Видел, по телевизору.
– Значит, можно медведя научить на коньках кататься?
– Можно…
– А чемпионом по фигурному катанию такой медведь стать может?
– Не может.
– Вот так и наша профессия. Оперировать обучить можно – натаскать, вдолбить, отшлифовать технику. Хули, если руки есть. Одну только вещь нельзя сделать – сделать дурня хирургом, ибо хирург – это чемпион…