Майя - стр. 35
Она до ужаса боялась исполнения над ней, в случае измены, жестокого приговора; боялась до малодушной готовности исполнять любые указания слепо и беспрекословно, лишь бы не навлечь на себя гнев братства. Ждать милосердия было немыслимо: Софья Павловна слишком достоверно видела и знала, как непреложно исполняются братством обеты его членов. Награда ли за службу или жестокая кара за преступление обязательств следовали быстро и неумолимо. Бдительный надзор никогда не ослабевал; это явствовало из незамедлительных действий исполнительной власти этой сильной корпорации. Наказание, как и содействие, равно приходили вовремя.
Орнаева еще только собиралась известить своего принципала – единого известного ей члена во всем братстве, того самого барона Велиара, от знакомства с которым она вчера в разговоре с профессором так торжественно отреклась, – о том, что пообещала дать Ринарди определенный документ, и вот, едва она вернулась, нужный ей автограф знаменитого мага графа Калиостро уже на ее столе!.. Посмотреть ли, каково воплощение ее задумки?
Красавица развернула грубую серую бумагу, бывшую в одном конверте с письмом. Два листа, подшитые полуистлевшей шелковинкой, исписанные выцветшими, пожелтевшими чернилами, во всем, до мельчайших подробностей, были сходны с самой же Орнаевой измышленной латинской рукописью с французским переводом. Софья Павловна пробежала текст, невольно улыбаясь, а затем, дочитав, самой себе громко сказала:
– Прекрасно! Будто под мою диктовку писано, но я сама так искусно никогда бы не сумела.
Она не могла не сознавать, что такое магическое содействие доставляет ей удовольствие и заставляет гордиться своими неведомыми, но очевидно всесильными сообщниками. Но, с другой стороны, как тут надеяться на послабление, на оплошность соглядатаев? Нет, надо быть настороже, действовать усердно. Играя с такими партнерами, нельзя дремать, потому что ставка слишком высока.
И вот Софья Павловна невольно провела совсем бессонную ночь. Чуть не до зари бродила она по своей средневековой спальне. Как львица мечется в клетке, ища исхода, так и Орнаева металась, ища скорейшего и лучшего разрешения заданной ей задачи. Потом, на заре, она села к письменному столу. Часы пробили пять ударов, а рука обитательницы замка все еще быстро мелькала по почтовым листкам. Десяток запечатанных конвертов красовался на ее столе, когда она наконец, уже под утро, истомленная, бросилась в постель…
Что мудреного, что профессор и другие гости прождали появления хозяйки до часу дня?
Зато, дождавшись, никто не был разочарован, и Ринарди менее всех: Софья Павловна была в тот день особенно очаровательна и сдержала все свои обещания.
Глава XVI
Вернувшись домой, профессор оживленно рассказывал за обедом об интересном обществе, собравшемся в Рейхштейне, и о том, что завтра они непременно должны ехать обедать к Орнаевой: та особенно просила об этом, потому что завтра окончательно нужно решить выбор живых картин. Художник Бухаров – преинтересный и премилый человек! – остается на неделю, и при нем надо все устроить… Но больше и восторженнее всего профессор рассказывал об удивительной библиографической редкости, подаренной ему Софьей Павловной.
– Это, помимо исторической и научной ценности, просто капитал, – повторял он, – целый капитал! Любая академия за него несколько тысяч заплатит, уж не говоря о частных любителях.