Матросы - стр. 64
Чумаков помедлил и тихо сказал:
– Севастополец же я…
Иван Васильевич откинулся в кресле и принялся мечтать вслух о том, какой нужно бы выстроить город, как распланировать, куда выйти с новыми улицами.
– Надо расширяться к Херсонесу. Скажешь, воды там мало, грунт кременистый? Зато просторы какие! А вода и сады вслед человеку придут. Сами не придут – притянем. Когда-то давно шумел Херсонес. Какую торговлю вел, какие виноградники были на древнем Трахейском полуострове! По моему мнению, флотский народ, конечно, должен тут жить, ближе к твоему железному водоплавающему хозяйству, а гражданское строительство надо туда вытягивать. – Председатель медленно встал, прошелся из угла в угол. – Да что выгадывать у пустого закрома? Севастополь в развалках, а мы Херсонес заселяем. Такие уж, видно, все мы, помечтать любим…
– А вот ты меня своими мечтаниями больше убедил, Иван Васильевич, чем докладом о заседаниях.
– Вон как! В чем же я тебя убедил, старина?
Приближался момент, когда надо было высказать свои мысли другому, а как еще он их примет?
Иван Васильевич задержал протянутую ему на прощанье руку, сказал:
– Подожди, Гаврила. А не стыдно нам будет? Скажут там: сами не могли решить. – Иван Васильевич присел в кресло и усадил против себя старого товарища по несчастьям. – Ты не знаешь, а нам приходится частенько слышать упреки оттуда. Каждое новое письмо в Москву – подзатыльник местному руководству. Даже если самое высокое начальство письма не читает, кто-то дотошный ведет им учет, нанизывает как бублики на нитку. Как полная вязка набирается – нас по макушке.
– Неужто и вам попадает? – обрадовался Чумаков.
Его просиявшие глаза развеселили председателя.
– А ты думаешь, у нас сахар? Скажу тебе откровенно: кресло современного руководителя начинено динамитом. Никто не знает, когда бикфордов шнур догорит и кто спичку чиркнет… Я принял сегодня двадцать три индивидуальности, и минимум пятнадцать из них уже строчат на меня письма по восходящему принципу. А это, Гаврила Иванович, бублики, связка, бикфордов шнур.
– Бедные вы люди, а мы-то вам завидуем.
– Напрасно. Не завидуйте. – Иван Васильевич взъерошил куцыми пальцами свой некогда изумительно золотистый чуб, ныне подпаленный по вискам и с затылка белыми огоньками. – А тебе помогут. Есть зацепка – ты старожил, разбомбленный. Теперь бы какую-нибудь писульку от тебя выудить, и мой бюрократический нрав будет полностью удовлетворен.
Гаврила Иванович без лишних фраз, чуточку посапывая в усы, извлек из бокового пиджачного кармана сочиненную бригадой бумажку и протянул председателю.
Тот читал се внимательно, не с пятого на десятое.
– Ты смотри как здорово! – похвалил Иван Васильевич вполне искренне. – Ишь ты, класс гегемон! Умеет! Правильно. Не для тебя, а для меня поддержка на заседании. Впервые такое низовое ходатайство. Никто не вякнет, уверяю. Это, брат, тебе не казенные слова, тут «треугольниками» и печатями не пахнет.
Не ожидал Гаврила Иванович, что так воздействует на председателя простая бумажка, и расчувствовался. Прием затянулся, и за тонкими дверями уже слышались возмущенные голоса остальных из «четверговой сороковки» – так с горьким юмором называли прием по жилищным делам.
Председатель тоже понимал – пора заканчивать беседу. Встал, полуобнял Гаврилу Ивановича.