Матросы - стр. 15
– Выходит, – перебил его Григорий, – работать надо лучше.
– А мы плохо работаем?
– Ефим Максимович, – шутливо взмолился Григорий, – разрешите мне от такого контрика отодвинуться?..
– Отодвигайся хоть на пять саженей, все едино зараза. – Кривоцуп повернулся к Марусе: – У нашего соперника, случайно, не была на своем лисапеде? У Васьки?
– Заезжала… Я хотела с вами… – обрадованно начала лепетать Маруся.
Кривоцуп, не дослушав ее, выбрал таранку, понюхал жабры, покрытые солонцеватым налетом, помял в руках. Таранка затрещала под его крепкими зубами.
– Я знаю Василия, когда он в пионеры еще поступал, а зараз он со мной вступил в соревнование… Вот тебе и методы. Вступай, кто тебе не велит, раз такой прыткий, но не срами других. Он же меня осрамил…
– Не мог он вас осрамить, Ефим Максимович. Василий к вам хорошо относится, ценит вас, – горячо вступилась Маруся. – Не знаю, когда это могло быть.
– Про комбайны в Индии не знаешь, верю, а про это небось слышала! – Кривоцуп обратился к Григорию, которому, больше чем кому-либо, известны были все печали и радости старого комбайнера: – Помнишь? Я даю обязательство убрать тысячу сто га… а он…
– Вы же запас оставили, – осторожно напомнил Григорий.
– А как же! – запальчиво воскликнул Кривоцуп. – Какой же казак без запаса? Перекрою свою норму, мне почет! А что делает Васька? Пишет в районной газете, потом и в этой, краевой, – он пальцем ткнул в газету, – и дает свое слово. Какое? Убрать тысячу триста! И вызывает-то кого? Меня! На соревнование вызывает…
– И что ему было надо? – хитро спросил Григорий, всегда испытывая тайное удовольствие от раздраженных высказываний Кривоцуна. – И как он посмел против вас, Ефим Максимович? Против кого пошел?
Масло попало в огонь, старик зажегся:
– Кто первым на всем сечевом степу начал работать комбайнером? Кривоцуп!
– Кривоцуп, – поддержал его Григорий.
– Ты пойми, Маруська: я начинал, когда на комбайн, как на стриженого архирея, глядеть ходили. Никто еще тогда не верил в эту технику. Чтобы машина одним заходом и косила, и молотила, и веяла! Чудо! Ясно же, чудо! Тогда твой Васька Архипенко еще голым пузом не возился в пылюке, не было его в проекте. А знаешь, что он сказал на районном слете? Ставлю задачу быть хлагманом!
– Флагманом?
– Да, хлагманом! То есть первым среди всех нас комбайнеров!
– Комбайнеров в газетах называют степными капитанами, – разъяснил Григорий. – А он, видишь, флагман!
– Флагман степных капитанов, – добавила Маруся. – Неплохо!
– Неплохо? – Кривоцуп повысил голос. – Начитался Петрухиных писем с флота и козыряет. Хлагман! Сопли ему надо научиться вытирать, а потом уж лезть в хлагманы!
– А если оправдает слово? – подзудил Григорий, страстно ожидавший, когда Ефим Максимович дойдет до полного накала.
– Не будет! Забью!
– Какая у вас норма? – спросила Маруся.
– Норма двадцать гектаров, а мы делаем тридцать пять. По двадцать часов в сутки. Ночью работаем. Пустили электричество, свет…
– И у Архипенко – то же, – сказал Григорий.
– Зато у него такого зерноуловителя нет, как у нас. А стоило бы ему спросить Кривоцупа, язык не отсох бы…
– Какой же у вас зерноуловитель? – спросила Маруся.
– Моей выдумки берем и набиваем на мотовило деревянные планки и к ним ленты с брезента, и все колоски идут на полотно. А у Архипенко? Утку кормить!