Мастер жестокости - стр. 12
– Ладно, тем более – доктор наук. Вопрос практического характера: когда он все это успевал, бухая? И на каком отделении он изначально учился?
– На вечернем.
– Почему на вечернем? – удивился Гуров.
– Так решил отец, – пожала плечами Лилия Ивановна. – Чтобы ни у кого не сложилось впечатления, что он хотя бы в чем-то помогает сыну. Так что сначала на вечернем, потом на заочном.
– Нереально, – решительно заявил искушенный в вопросе учебы Станислав, прикинув количество часов в сутках.
– Очень даже реально. Если только учиться, а не терять время на гулянках.
– Как же, ты говорила…
– Ничего я не говорила. Пока в академии был – не увлекался. Хотя…
– Что «хотя»?
– Сейчас припоминаю. – Лилия Ивановна потерла висок. – Единственный раз, если память не изменяет, как раз на шестом курсе, мне кажется, имел место именно запой.
– Из чего сие следовало? – невинно осведомился Крячко.
– Необъяснимо пропал сразу после новогодних каникул, вернулся осунувшимся, довольно быстро взял академотпуск, потом перевелся на заочку…
– Но окончил с красным дипломом.
– Да, конечно.
– Аспирантура заочная?
– Верно.
– И все это время он трудился только в академии, правильно я тебя понял?
– Именно.
– Сколько конкретно Даниилу было лет, когда отправился в участковые? – спросил Гуров.
Лилия Ивановна, прикинув в уме, сообщила, что где-то тридцать три. Полковник удивился еще больше: «После десяти лет чисто научной и преподавательской деятельности, да еще в таком возрасте, да еще инвалиду… поздновато начинать карьеру с низов».
– Кстати, как же его на службу взяли-то со справкой об инвалидности?
– Не могу тебе сказать, Стасик. Разные версии могут быть, выбирай, какая больше нравится. Острый кадровый голод, просто по звонку Ректора. А скорее всего, просто затерли этот факт, никому не интересный.
– Так видно же, ты говоришь, кривой, хромает…
– Ой, да перестань! – отмахнулась секретарь. – Это же не столица. Мало ли, ногу отсидел или ушибся. Не охаешь, кровью не харкаешь – стало быть, годен.
– Лилия Ивановна, правильно ли я понимаю, что в розыск его не объявляли? – уточнил Лев Иванович.
– Нет, – решительно ответила она. – Совершенно точно могу сказать.
– Что же, на пана Ректора не распространяется обязанность всех нормальных близких – сообщать о пропаже родного человека?
Секретарь вздохнула терпеливо, как несмышленышу, разъяснила Гурову:
– Распространяется. Формально, то есть, распространяется. А на практике, уважаемый Лев Иванович, как вы бы себе это представили? Имеется сын Ректора одного из лучших вузов страны, преподаватель, ученый с мировым именем. И вдруг ни с того ни с сего сначала попадает в частную, закрытую клинику, в которой лечат высокопоставленных алкоголиков и психов, а потом еще и сбегает оттуда. Ну и кому нужны подобные сообщения в прессе? Пану Ректору? Академии? Клинике? Сразу нет, по всем пунктам.
– Логично, – поддакнул Крячко.
– Это, как говорится, раз. Не исключено, что и два. Отношения у них с отцом окончательно испортились. Олег Емельянович, между нами, наделал сыну массу пакостей…
– Как и многим иным, – не вытерпев, сказал Станислав.
– Друг мой, своим мы гадим с бо́льшим удовольствием, охотой и в большем объеме, – назидательно напомнила Лилия Ивановна. – Не замечал?
Крячко открыл было рот, чтобы возразить, но, видимо, что-то припомнив, промолчал.