Маскарон. Роман - стр. 19
Очнувшись от минутного помрачения, Аня осознала, что все еще стоит на лестнице и держится за перила, но чувствовала она себя как-то странно, словно не узнавая саму себя. Посмотрела на свою странно длинную зеленую бархатную юбку и надетую под нее белую нижнюю юбку с красиво отделанным подолом. Потом бросила взгляд на бархатную с блестками парчи куртку и ее рукава-буфы с декоративными разрезами на них и, наконец, на руки, унизанные перстнями с разноцветными камнями. Все было как будто, как всегда. Но вместе с тем она испытывала удивление и сомнение, словно что-то с чем-то не сходилось. Она – Аня? Кажется, ее зовут как-то иначе. Но как именно? Странно. А где-то на донышке сознания вяло шевелилась мысль о каком-то архиве, описи, фонде. Что это такое, Аня не вполне понимала. Но, парадоксальным образом, ей казалось, что она должна это хорошо знать. И еще записка. Там было что-то важное…
– «Женщина уловляет дорогую душу мужчины»9 – сказано в Писании. И это поистине так, – донеслись до нее слова, произнесенные мужским голосом.
Аня осмотрелась. В лестничном павильоне она была одна. Внезапно она сообразила, что голос доносится через стену, к которой примыкает лестница.
– Женщина – вот главный мирской соблазн: со времен Евы и до сего дня! – продолжал тот же голос.
– Низменное существо, созданное для искушения…
– Вы правы, монсиньор. Ее мысли заняты мирским, она тянет мужчину в болото греха и в конечном счете в ад. Они через одну ведьмы. Инквизиции предстоит еще немало трудов. Женщину надо смирить, вытравить из нее этот дар соблазна и обратить к небу.
От этих слов Аня вздрогнула и стала прислушиваться к разговору.
В доме епископа ей случалось бывать не единожды: под его патронажем она, вместе с несколькими другими женщинами из богатых патрицианских семейств, по воскресеньям и церковным праздникам занималась благотворительностью.
Вот и сегодня, в праздник Тела Господня, был один из таких случаев. Так как епископ был занят, она, закончив дела, прямиком направилась домой. При этом ей нужно было спуститься по лестнице, ведущей из верхних помещений на первый этаж.
Лестница, насчитывающая одиннадцать ступенек, примыкала к стене, по другую сторону от которой находился кабинет епископа фон Аусхазена. Иногда на лестницу доносилось говоримое там, но из благовоспитанности она никогда не вслушивалась, а напротив, старалась быстро, не останавливаясь, спуститься по ступенькам, тем более что те обрывки разговоров, которые она невольно успевала услышать, не содержали, как ей казалось, ничего интересного. Но на этот раз слова, достигшие ее ушей, заставили ее остановиться тут. Именно на пятой ступеньке, если считать снизу, слышимость была наилучшей, и Аня знала бы это, если бы обращала внимание на подобные детали.
– А разве талант даруется не Всевышним? – донеслось до Ани: очевидно, она, задумавшись, пропустила две-три реплики. – И талант этот служит делу Единой Святой Католической Церкви. Так же как и дарования Тинторетто и Веронезе. И божественный дар Тициана.
– Разумеется, Ваше Преосвященство.
«Вот как»! – поразилась Аня. – «В доме кардинал»! – Она стала слушать более внимательно.
– Святая Римская церковь, – продолжал голос, в котором Аня узнала голос епископа, – смотрит на эти вещи совсем не так, как лютеранские еретики, отказывающиеся от искусства, от его колоссальных изобразительных возможностей! От его великой силы воздействия на умы и чувства и его способности проникать в мрачные бездны человеческой души, в ее самые темные интимные тайники. И потом, отказаться от этой красоты, этого великолепия! Поистине, это верх безумия.