Машуня - стр. 15
– Ну либо за пьянку выгнали, либо сама сбежала. Я назад. А то бросил там всё.
На следующее утро, как только Георгий Федорович ушёл на работу, а тётя Люда занялась домашними делами, Машка отправилась в комнату матери.
– Как ты? – спросила, стоя у порога.
– Голова раскалывается…
– Умойся… полегчает.
Ирина пошатываясь поднялась с кровати, дотащилась до раковины у входа, плеснула в лицо водой.
Ту одежду, что имелась у Ирины, Машка вместе с тётей Людой заранее перестирали и перегладили.
– На вот… переоденься. В милицию пойдём.
– Это ещё зачем?
– Брата моего искать. Тётя Люда чужая, а я малолетка… Так что без тебя никак.
– Маш, ты тут? Потеряла тебя, – в комнату заглянула тётя Люда. – На поиски?
Машка кивнула.
– Так, может, и мне с вами…
– Не надо. Обойдёмся, – махнула рукой Ирина. – А вот рюмашку бы… а то сил нет.
– Какую рюмашку? В милицию идём! С тобой рядом и так… хоть закусывай! – не выдержала Машка. – Паспорт твой где?
В милиции без особых проволочек проверили паспорт Ирины и на клочке бумажки написали адрес детской больницы и как туда доехать.
В больничной палате детские кроватки стояли одна к одной.
– Тесно. Но куда их деть? Вот ваш, – нянечка указала на кроватку, в которой лежал махонький свёрточек. Плотно спелёнатый, он молча смотрел голубыми глазами на худеньком старческом личике.
– Как его звать? – глотая подкативший ком, спросила Маша.
– Так… никак. Отказную мать не написала. Милиция бумагу оставила, мол, в больнице мамаша, на операции. Так что как хотите, так и называйте, – посмотрела на Ирину, поджала губы, – называйте… да пишите отказную, куда он вам? – смерила Ирину взглядом с ног до головы, – может, кто смилостивится – заберёт.
– Я…
Но нянечка не дала договорить.
– Не отдадут.
– Она мать… по документам. Ей отдадут.
С этого дня Машка всё свободное время проводила в этой палате. Научилась делать всю работу нянечки. Брата назвала Георгий – лучшего представителя мужской части населения она не знала. В комнате, где жила Машкина мать, установили детскую кроватку – тётя Люда обменяла у соседей на привезённую из интерната, списанную односпальную кровать. У них ребёнок подрос, так что к обоюдному удовольствию получилось.
– Чтоб пьяная не появлялась! – сказала, как отрезала, Машка. Пришлось и Машке перебираться к матери.
Пока Машка была в школе, за Гошей младшеньким присматривали поочерёдно тётя Люда и баба Шура. Мать пить не перестала. Но облюбовала себе стайку на задворках. Такие стайки числились за каждой квартирой ещё с тех пор, когда топили печки. Потом провели центральное отопление, и стайки теперь каждый использовал по своему усмотрению. Георгий Фёдорович обустроил себе целую мастерскую, рядом, в соседней кудахтали куры, чуть дальше хрюкали свиньи. А в одной даже мотоцикл стоял. А ту, что была закреплена за Машкиной комнатой – постепенно «добрые люди», как выразился Георгий Федорович, частично завалили всяким мусором. Вот там и веселилась в любое время суток «честная компания» Машкиной мамы. Но всё равно ночевать домой мать заявлялась регулярно. «Хорошо, хоть одна», – думала Машка.
Георгий Фёдорович ходил темнее тучи.
– Это, выходит, мы свои жилищные условия за твой счёт улучшили?
– Да что вы такое говорите? – не желала ничего менять Машка.
– Ладно, вот учебный год кончится… там видно будет, – что будет видно, он, похоже, и сам не знал. А тут Машка впервые (и это перед самым окончанием учебного года!) нахватала троек.