Машуня - стр. 13
– Всё! Всё! Мир! Почитаю обе сказки! А книжку эту завтра будем ремонтировать, – заулыбалась и закружилась в привычных уже заботах Маша.
Тётя Люда нашла подработку в школе. Мыла полы после окончания уроков. И по вечерам мальчишки были под Машкиным присмотром. Георгий Фёдорович работал слесарем в автосервисе, как раз напротив кладбища и места «стоянки» девочек. В том же сервисе сторожил. Так что каждые третьи сутки дома не ночевал. Ночь сторожишь – зарплата капает, а сам (ну, не сидеть же сложа руки!), ремонтировал в это время машины. В декабре-январе заказов на ремонт, считай, не было, так, если мелочёвка какая… И тогда выручала зарплата сторожа.
Буквально через неделю обе комнаты было не узнать. На окнах – красивая китайская тюль. Под потолками и в той, и в другой комнате – розовые, в цветочек, плафоны светятся. Одинаковые, розовые – так цена сходная, а ещё и два по цене одного продавали. А самое главное – теперь у каждого была своя кровать! До этого все трое мальчишек спали вместе, «вальтом». Двое младших близнецов головой к окну, старший – наоборот. Наверху спала Машуня. Троих мальчишек вверху положить опасались – упадут, не дай бог. Тесновато всё-таки.
– Всё, завершилась моя «половая» жизнь, – радовалась тётя Люда, до этого стелившая по вечерам себе и мужу постель на полу, возле кровати мальчишек. Больше -то в их девятиметровке «разгуляться» негде. – Теперь у нас с Гошей настоящее супружеское ложе.
Первой получки с должности технички хватило на три новых матраса, одно одеяло и две подушки.
– Машуня, маму твою после выписки отправляют в реабилитационный центр на месяц. Что это такое? Сама впервые слышу. Говорят, всем «сердечникам» положено. Типа санатория, тут рядом, возле города. Ну, а к её возвращению перевезем мальчишек в вашу комнату, а маме твоей в нашей комнате место оборудуем.
– А… а я?
– Как скажешь… По мне бы, лучше с нами. Хотя ты и так теперь с нами… Ой! Ты чего? Подумала, мы только из-за комнаты? Есть, конечно. Чего уж душой кривить? Но… куда я теперь без тебя? И мальчишки опять же? Ну и… сама подумай, как я скажу: не пущу тебя к… матери.
Эту ночь Машка провела почти без сна. Через тюль падали от уличного фонаря таинственные тени, сопели во сне мальчишки. И на полу не ворочалась тётя Люда, и Георгий Фёдорович храпел за стенкой, а не рядом. Но сна не было. И уже было решила: собрать свои вещички и убежать куда-нибудь далеко-далеко. Уехать «зайцем», например, на Север. И пусть её ищут. Учительница в классе будет говорить, что вот была у них лучшая ученица, а теперь нет. Баба Шура сокрушаться начнёт, тётю Люду попрекать: просмотрела девчонку! И выяснять: никак, обидели чем? Обидели! Ещё как обдели! Не нужна им Машка, а только эти проклятые квадратные метры! А когда рассвело, вдруг поняла, что если убежит, то бросит свою маму. Они с тётей Людой постоянно ей передачи в больницу носили. Она худая, страшная, на вид старше бабы Шуры. И так Машке стало маму жалко, что слёзы пробили. И тут слышит, в дверь кто-то скребётся. На ночь изнутри на крючок закрылась. Прислушалась:
– Машунь? Это я, тётя Люда.
Машка дверь открыла и, щурясь, юркнула назад под одеяло. Холодно. Тётя Люда присела на край кровати.
– Полночи не спали. Вот как тут быть? И Гоша, и я – мы против, чтобы ты с мамашей своей жила. Опять же, вроде право имеем – опекуны всё-таки. Ну и ничего хорошего от неё не ждём. Гоша говорит… Маш, ты только не обижайся, большая девочка, понимать должна, так вот Гоша говорит: горбатого могила исправит. Мать твоя уже и в больнице режим нарушала. Вернётся и пойдёт по новой. Понимаю, мать жалко. Но давай так: ты с нами, а за мамашей твоей мы с Гошей присмотрим. Может, бог даст, за ум возьмётся.