Машинка внутри - стр. 5
Он-то думал, что готов к этому. Во всяком случае, приучал себя к мысли, что однажды узнает о существовании ее «друга». И он узнал. Похоже, кое-кто все-таки сегодня находился в шутливом настроении.
Полицейских было двое, и прежде Цветкову не доводилось с ними встречаться. Один – молодой крупный блондин, хмурый и ко всему безразличный. Второй – постарше, среднего телосложения, – выражением лица напоминал кобелька, готового ввязаться в любую разборку. «Беседа» с Марией как раз закончилась. При появлении Геннадия Кобелек слегка оживился, а после того, как тот сделал звонок по специальному номеру, откровенно обрадовался, понадеясь, что удастся спихнуть потрошиловку «химерам». Дальнейший разговор его слегка разочаровал, но принцип «рука руку моет» работал, сколько Цветков себя помнил, и вскоре он знал о начавшемся расследовании немного больше, чем положено знать отцу несовершеннолетней, проходящей пока как свидетель по делу о незаконном изъятии органов в составе преступной группы.
При общении наедине, за закрытой дверью, Кобелек показал Геннадию несколько фотографий. Красотка с открывшимся третьим глазом и черной фишкой во рту, пенсионер со скворечником в черепе, юнец. Последний лежал, прижимая руки к развороченному животу. Из сплетения кишок торчала рукоять парализатора.
– Узнаете его? – спросил полицейский, пытливо заглядывая в глаза.
– Наш клиент, – подтвердил Цветков равнодушно.
– Очень жаль, но у вашей дочери была с ним связь.
Геннадий не стал уточнять, что имеется в виду под словом «связь». Да, шутка получилась что надо.
– Я ничего не знал. – Как будто если бы знал, что-то изменилось бы.
– Эта молодежь… – посочувствовал Кобелек – возможно, даже искренне.
– Уверен, что она была не в курсе его похождений. – Заканчивая фразу, Цветков понял: Кобелек уже что-то нарыл. Не по тройному убийству, нет, – там все было чисто, а если не совсем чисто, то контора его прикроет. Нежелательная информация касалась Марии.
– А я не уверен, – сказал Кобелек и снова не слишком убедительно изобразил сочувствие. – При ее-то болезни…
Цветкова будто ударили под дых рессорой.
– Какой болезни?
– А вы и об этом не знали? – Кобелек воззрился на него со странным выражением, словно слегка осуждал за то, что «коллега» оказался плохим папочкой.
– О чем, черт подери?!
– О том, что ей требуется пересадка почки.
Иногда его охватывала уверенность, что привычная упорядоченная жизнь похожа на стену, возведенную из плохо подогнанных камней и без цемента. Стоит выдернуть один камень – и все полетит к хренам собачьим. До поры до времени спасает только то, что таких стен несколько. Но однажды начнет рушиться последняя, и тогда конец.
Геннадий Цветков пережил нечто подобное уже трижды. В результате очутился – кто бы мог подумать, когда он был молодым! – на специфической службе, без семьи, без матери и отца, без друзей и даже без дома, который хоть в малейшей степени вызывал бы ощущение уюта. Безликая служебная квартира не в счет – не более чем гостиничный номер на пути к смерти, и это еще в лучшем случае. Как бы не сделаться бродягой…
Понятное дело, начальству подобные расклады нравились. Он был почти идеальным воплощением их представлений об исполнителях для «непрозрачных операций». Личная история стерта, в общедоступных и труднодоступных базах данных отсутствует, не отягощен сколько-нибудь заметным имуществом, не замечен ни в чем предосудительном и как будто не имеет мотивов чересчур сильно цепляться за бренное существование. Семья и дети? Ну, это в прошлом, а если отчасти и в настоящем, то отношения эпизодические и прохладные. Лучше бы, конечно, их вообще не было, но нельзя же требовать, чтобы живые (пока) оперативные работники превратились в химер в буквальном смысле слова.