Мартовские дни 1917 года - стр. 70

Как все-таки могла родиться такая фантастическая эпопея под пером мемуариста, правда, очень склонного к безответственным беллетристическим приемам изложения? Сопоставляя показания Иванова с имеющимися документами, можно довольно отчетливо представить себе, что было в действительности. В показаниях Гучкова, данных той же Чр. Сл. Ком., было упомянуто, что после выезда из Петербурга им была дана уже в дороге телеграмма Иванову. Он говорил, что желал встретить Иванова на пути и «уговорить не предпринимать никаких попыток к приводу войск в Петроград». Вот текст подлинной телеграммы: «Еду в Псков. Примите все меры повидать меня либо в Пскове, либо на обратном пути из Пскова в Петроград. Распоряжение дано о пропуске вас в этом направлении». «Дорогой, – пояснял Гучков, – пришлось несколько раз обменяться телеграммами»112. И мы имеем в делах Чр. Сл. Ком. ответную телеграмму Иванова и вторую телеграмму Гучкова. «Рад буду повидать вас, – телеграфировал Иванов, – мы на ст. Вырица. Если то для вас возможно, телеграфируйте о времени приезда». «На обратном пути из Пскова, – отвечал Гучков, – постараюсь быть в Вырице. Желательнее встретить вас Гатчине варшавской». Вспомним, что думские делегаты выехали из Петербурга в 2 ч. 47 м. дня. Следовательно, не раньше этого времени могли иметь место сношения между Гучковым и Ивановым.

Обратимся теперь к показаниям Иванова. Он говорит, что действительно имел намерение проехать утром 2-го в Царское Село для того, чтобы переговорить с командирами запасных батальонов («они могли осветить дело»), но «старший из командиров стрелковых полков» по телефону «как-то неопределенно ответил, что мой приезд не желателен, что это вызовет взрыв». Тогда Иванов намеревался «на автомобиле» (т.е., очевидно, один) проехать на ст. Александровскую и повидать Тарутинский полк. В это время Иванов получил телеграмму от Гучкова. Совершенно очевидно, что тогда он решил перевести, в соответствии с предложением Гучкова, свой «батальон» в Гатчину по дополнительной ветке через ст. Владимирскую. Приблизительно в это же время (несколько раньше – около 3 часов) Иванов должен был получить телеграмму нач. воен. сообщ. в Ставке ген. Тихменева, передававшую копию «высочайшего» распоряжения вернуть войска, «направляющиеся (на) станцию Александровскую обратно (в) Двинский район». «Соизволение» это получено было Рузским в первом часу ночи, т.е. за три часа до разговора его с Родзянко, и распространялось на все войска, двинутые с фронта, как это устанавливает циркулярная телеграмма ген. Лукомского, переданная на фронт в промежуток между 2 и 3 часами ночи 2 марта. «Вследствие невозможности продвигать эшелоны войск, направляемых к Петрограду, далее Луги и разрешения Государя Императора вступить главкосеву в сношения с Гос. Думой и высочайшего соизволения вернуть войска обратно в Двинский район из числа направленных с Северного фронта, наштоверх, – телеграфировал Лукомский, – просит срочно распорядиться, те части, кои еще не отправлены, не грузить, а те, кои находятся в пути, задержать на больших станциях. Относительно дальнейшего направления или возвращения перевозимых частей последует дополнительное указание». Сравним с этим официальным сообщением повествование Ломоносова о том, как 2-го днем c юга подходили «новые и новые эшелоны» и как Бубликов получал из Ставки на свои запросы «уклончивые ответы»!