Мартовские дни 1917 года - стр. 46
«Чуть серело, – продолжает рассказ Шульгин, – когда мы подъехали к вокзалу. Очевидно, революционный народ, утомленный подвигами вчерашнего дня, еще спал. На вокзале было пусто. Мы прошли к начальнику станции. А. И. сказал ему: “Я – Гучков. Нам совершенно необходимо по важнейшему государственному делу ехать в Псков… Прикажите подать нам поезд…” Начальник станции сказал: “Слушаюсь”, и двадцать минут спустя поезд был подан». Вот это «чуть серело» сразу выдает беллетристическое измышление… По свидетельству Гучкова, «делегаты» думского комитета выехали в 1 час дня, а по свидетельству других официальных лиц из железнодорожного мира – около 3 часов. (По документу, воспроизводящему разговор по прямому проводу Ставки со штабом Северного фронта, можно точно установить, что гучковский экстренный поезд вышел из Петербурга в 2 часа 47 мин.) Любопытно, все для того же Шульгина, что мемуарист забыл даже о том, что он сам в марте 17 года в циркулярном информационном рассказе, переданном представителям печати по возвращении из Пскова, говорил о выезде думской «делегации» из Петербурга в 3 часа дня.
Вопреки очевидности версия о «секретной» поездке Гучкова и Шульгина утвердилась в литературе и стала почти общепринятой не только у мемуаристов, но и в работах, претендующих на исследовательский характер. Мы имеем яркий пример того, как на другой день после события рождается легенда. Эту легенду сотворили члены обоих политических лагерей, – конечно, по весьма отличным внутренним побуждениям. Для Шидловского поездка Гучкова так до конца и остается частной антрепризой, предпринятой инициатором ее на свой риск после того, как Родзянко отказался везти проект отречения в форме, якобы предложенной Советом. Неожиданно «пропал куда-то Гучков, назначенный военным министром», – рассказывает Шидловский. Без военного министра было очень трудно принять необходимые меры к успокоению гарнизона, и поэтому «Гучкова искали по всему городу днем с огнем, но отыскать, либо узнать, куда он пропал, не удавалось. Точно так же исчез с горизонта и Шульгин. Спустя день обнаружилось, что Гучков с Шульгиным без ведома временного комитета и Совета рабочих депутатов умудрились похитить на Варшавском вокзале паровоз и вагон и укатили в Псков, откуда весьма скоро возвратились, привезя с собой подлинный акт отречения Государя»70. «Шульгин мне рассказывал, – добавляет мемуарист, – как все произошло».
«Категорически утверждаю, – заявляет с противоположной стороны Суханов, – что Исп. Ком. узнал о поездке только на следующий день, уже получив акт об отречении, не зная, при каких условиях он был подписан, и ничего не подозревая ни о миссии, ни о поездке Гучкова и Шульгина». «Со стороны Гучковых и Милюковых эта поездка была не только попыткой “coup d’état”, но и предательским нарушением нашего фактически состоявшегося договора. Допустим, вопрос о “третьем пункте”, о форме правления, оставался открытым до момента формального окончания переговоров, но ведь Гучков и Милюков предприняли свой шаг за спиной у Совета – в процессе самих переговоров…» В официальном докладе, сделанном Стекловым от имени Исп. Ком. в Совещании Советов и совпадающем с общей оценкой Суханова, можно найти, однако, решительное противоречие с категорическим утверждением, что Исп. Ком. узнал о поездке Гучкова лишь «на следующий день». «Мы на этом пункте (т.е. о форме власти) расстались», – докладывал Стеклов о ночной беседе с 1-го на 2-е марта. «Мы не поставили ультиматума на этом пункте по той простой причине, что слишком хорошо знали, что… русские трудящиеся массы и, вероятно, значительная часть русской буржуазии не будут отстаивать… монархии… во всяком случае… и не сомневались, что в ближайшие дни, по мере того как волны русской революции будут докатываться… до других центров русской жизни… общим кличем русской страны будет “демократическая республика” и поэтому… не добившись от них включения этого пункта, все-таки могли понимать результат наших переговоров так, что они не предпримут никаких шагов, хотя они… не дали никакого ручательства, но большинство министров, с которыми мы говорили, – так как и на другой день эти переговоры продолжались, – нас заверили, что они от этого воздержатся и повлияют и на Милюкова в этом направлении. Вы можете поэтому представить себе, как мы были поражены и возмущены, когда узнали, что Гучков и Шульгин едут в Ставку, чтобы там заключить с Романовыми какой-то договор… Тут-то наш Совет (?) проявил “двоевластие”, ибо дал повеление своим комиссарам остановить поезд, который заказали Гучков и Шульгин, и ни в коем случае не допустить их до поездки. Должен сказать, к чести рабочего класса, что именно рабочие сев.-зап. жел. дорог первые подняли тревогу, узнав о поездке Гучкова, и дали знать Исп. Ком. К сожалению, каким-то образом эти господа проскочили».