Мартовские дни 1917 года - стр. 36

В предварительных ночных переговорах представители думского комитета отвергли непредрешенческую формулу решения вопроса о государственной власти, предложенную делегатами Совета, – отвергли потому, что Врем. Ком., по словам Милюкова, уж предпринимал меры к замене Николая II Михаилом. К сожалению, Милюков сам не рассказал, какие были сделаны в этом отношении конкретные шаги, и потому остается неизвестным, что именно имел в виду здесь историк-мемуарист. Представители революционной демократии, как пытаются утверждать мемуаристы и историки левого сектора нашей общественности, вообще не интересовались в это время Царем и династией, «не придавая всей этой политической возне никакого значения» (Чернов). До такой степени все «само собой разумелось», вплоть до «низложения Николая II», что в «эти дни, – вспоминает Суханов, – никто из нас не заботился о практическом и формальном осуществлении этого “акта”: никакие усилия, никакая дипломатия, никакие козни “правого крыла” тут ничего не могли изменить ни на йоту».

В действительности такое отношение объяснялось в гораздо большей степени неопределенностью положения, когда практически не исключалась возможность даже гораздо большего компромисса, чем тот, который формально представителями демократии намечался в часы ночных переговоров. В «записках» Суханова имеется одно мемуарное отступление, как будто верно передающее настроение некоторых кругов демократии: «Я даже немного опасался, как бы вопрос о династии не вытеснил в порядке дня проблему власти, разрешавшуюся совершенно независимо от судьбы Романовых. В этом последнем ни у кого не было сомнений. Романовых можно было восстановить, как династию, или использовать, как монархический принцип, но их никак нельзя было уже принять за фактор создания новых политических отношений в стране». Современники передают (в частности, Зензинов), что сам Суханов в эти первые дни в интимных беседах не проявлял большого политического ригоризма, считая кандидатуру вел. кн. Михаила фактически вполне благоприятствующей для «дальнейшей борьбы демократии», т.е. допуская, что отречение имп. Николая II может и не предрешать собой еще «формы правления» в ближайшем будущем. Составители «Хроники февральской революции», сами непосредственно участвовавшие в советской работе того времени, формулировали вопрос так: «Поглощенный непосредственной организационной работой в городе, он (т.е. Исп. Ком.) как-то не интересовался вопросом о форме власти, о Царе, династии. Предполагалось, что вопросы этого рода входят, естественно, в компетенцию Врем. Комитета». Позднейшие утверждения (их можно найти у Чернова и др.), что «цензовая демократия» скрывала от «советской демократии» свои переговоры со старой властью, надо считать ни на чем не основанными… Косвенные данные указывают на то, что деятели Исп. Ком. были в достаточной мере осведомлены о «закулисных переговорах». Это не делалось официально, как и все в те дни… И, быть может, разговоры в «частном порядке», как выражается большевистский историк Шляпников, являвшиеся суррогатом открытой и определенной постановки вопроса, надо признать одной из роковых черт тактики первых дней революции.