Марта и полтора убийства - стр. 8
– Иди, не ссы, – подбадривает Петр погрустневшего Карабаса.
– Да я же ходил, пусть кто-нибудь другой, – безнадежно повторяет тот.
– Двигай, Карабасина, – пихает его в плечо Леонид. – Все по чесноку, твоя очередь.
Карабас продолжает скулить, и Сеня выпаливает в него одним из своих ругательств тошнотворных.
– Да перестаньте вы! – не выдерживаю я. – Детский сад какой-то. Пойдем, Карабас, я с тобой схожу.
Карабас смотрит на меня с виноватой благодарностью, я делаю вид, что не замечаю его собачьего взгляда, и собираю со всех деньги. Катя-под-мостом продает нам, считай, за двойную цену – в два раза дороже, чем в супермаркете и в кафе на шоссе. Леонид как-то пробовал договориться с дальнобойщиками, которые останавливают свои фуры у кафе, чтобы те купили для него водку за небольшой процент, и даже почти договорился с одним, но хозяйка кафе Алифа засекла их и подняла такой крик, что дальнобойщик мигом скакнул в свою кабину, завелся и порулил дальше в Астрахань. А Леонид в темпе спортивной ходьбы почесал на дачные участки.
Мы с Карабасом молча проходим между полем кукурузы и полем овса, обходим наш дачный поселок и спускаемся к реке, чтобы по тропинке вдоль берега дойти до моста, где стоит Катин дом.
– Ты здорово на контрабасе играешь, мы сегодня слышали, – говорю я, когда молчание становится невыносимым.
– Да не, я так, – бормочет стеснительный Карабас.
– Нам понравилось, – продолжаю я.
На самом деле я понятия не имею, хорошо ли он играет. Послушать его мать, так не очень хорошо, но она никогда не бывает довольна игрой своих детей. По крайней мере, Карабас не фальшивит, а то, что он иногда спотыкается, так это не страшно.
– А что вы сегодня играли? – вежливо интересуюсь я.
– Этюды Монтанари, – бурчит Карабас.
Я пытаюсь вспомнить, знаю ли я, кто такая эта Монтанарь, но Карабас вдруг спрашивает:
– А Ника тоже слушала?
– Ну да.
– Ей тоже понравилось?
– Ну да, – говорю я и, увидев, как внимательно он слушает мои ответы, добавляю: – очень.
Карабас радостно улыбается.
В доме Кати-под-мостом за немытыми окнами горит свет, воет в истерике телевизор – Катя смотрит ток-шоу. Я стучу в крайнее окошко. Спустя пару минут в доме что-то падает, слышна ругань, затем шаги, и за стеклом появляется лицо Кати. Она дергает раму и отворяет окно.
– А, это вы, – хрипло бросает она, не поздоровавшись. – Сколько надо?
– Одну, – я протягиваю деньги.
Катя берет у меня рубли и с ворчанием отходит от окна. Спустя время появляется снова и сует бутылку мне в руки.
– Брали бы сразу две, а то шастаете как мухи по навозу.
Ответ созревает в моей голове молниеносно.
– Так вы и берете с нас как за две.
Катя смотрит на меня бессмысленным взглядом, потом рявкает:
– Захочу, и за три возьму!
Со стуком захлопывает раму и задергивает клетчатую занавеску.
Обратно мы идем молча, никто из нас ничего не говорит. Я думаю, что водка на вкус отвратительна и что настроение у меня снова поганое. Карабас, может быть, думает про этюды Монтанари.
Под яблоней суета. Прикатили на велосипедах Амадей с Варварой (у Амадея – BMX, у Варвары – обыкновенный с женской рамой), а с ними пришел новенький. Небывалое событие – новый парень в нашей компании. Я сразу оживляюсь и начинаю его благосклонно разглядывать, но чем дальше, тем яснее понимаю, что и этот чел ни в эротическом, ни в романтическом плане меня не привлекает.