Маньчжурская принцесса - стр. 32
Молодая пара была очаровательна, сердечна, и они от всей души радовались встрече, но он не разделял этой обходительности. Конечно же, он улыбался, но говорил мало, и если и выделял их из числа других пассажиров, то делал это весьма деликатно. Никогда еще путешествие не казалось ему таким долгим, как в тот раз, а ночные часы, которые он просиживал на своем месте в конце коридора, тянулись нескончаемым мучением: ведь за дверью из красного дерева находилась та, чей образ он так и не смог изгнать из своего сердца. Она выглядела еще прекраснее, чем когда-либо, удивительно элегантная, будучи даже одетой по европейской моде, которую он не любил и искренне считал абсурдной. Ему было бы в сотни раз приятнее увидеть ее такой, какой она была в день бракосочетания, – сказочной принцессой, облаченной в атлас цвета зари с очаровательной диадемой из цветов и драгоценностями маньчжурской знати. Однако она была настолько грациозна, что могла оставаться очаровательной даже в этом дурацком корсете с ленточками, сутажом, кружевами, орнаментами, перьями и разного рода безвкусными побрякушками, которыми кутюрье имели обыкновение обвешивать своих клиенток: настоящая парижанка!
Но он предпочел бы видеть ее в простом белом старинном одеянии…
Сейчас же, очутившись с ней лицом к лицу, Пьер был шокирован.
Одна, почти без багажа в купе его поезда – это было удивительно, несмотря на ее рассказ о внезапном отъезде: зачем было встречаться в Марселе с мужем, уехавшим несколько дней назад в Ниццу, в то время как проще было бы уехать сразу же вдвоем?
Было очевидно, что с молодой женщиной что-то не так, и бывший переводчик инстинктивно учуял в этом что-то необычное, может быть, даже драматическое: и подтверждение тому находил в странном изменении тембра голоса, в черной вуали, которая, несмотря на плотность, не могла скрыть ее осунувшихся черт лица…
Когда он принес ей меню, он уже знал: что-то не так.
Орхидея сняла вуаль, и он заметил горькую складку на ее лице, следы слез – почти незаметных для человека безразличного, но слишком хорошо видимых тому, кто влюблен.
Его нефритово-жемчужная принцесса страдала.
Но от чего?..
Совершенно не догадываясь о мыслях, вертевшихся в голове этого человека, которого она почти не знала, но который оказывал ей такое деликатное внимание, Орхидея мало-помалу обрела равновесие, которого ее лишили последние часы жизни. Обволакивающий комфорт купе, тонкий и хорошо знакомый аромат чая, приготовленного, как она любила, тепло и ритмичное покачивание вагона – все это действовало как анестезия, придавая новые силы.
Чтобы еще более изолировать ее от внешнего мира, Пьер Бо перед самым отходом поезда задернул бархатные шторы, и молодая женщина не видела ни пригородов, ни сельских просторов, через которые они проезжали. Как будто он захотел, чтобы она закрыла глаза и не открывала их до самого синего моря, по которому скоро поплывет…
Однако после ужина, состоявшего из гребешков Сен-Жак, яичницы с грибами, зеленых бобов и взбитого шоколада (с прибытием в Европу она проявила истинную страсть к шоколаду), она согласилась выйти на некоторое время в коридор, пока ей приготовят постель.
Зная, что она сейчас предпочла бы одиночество, Пьер Бо использовал благоприятный момент – первую смену в вагоне-ресторане. В это время там обычно собиралось больше всего народа, коридор же был пуст, за исключением молодой дамы в шиншилловом манто, которая явно не имела желания куда-либо уходить и ждала, когда ей тоже приготовят постель на ночь.