Маньчжурская принцесса - стр. 22
– Вы говорите, что его не было дома?
– Да, я это утверждаю. Два дня тому назад он получил… электрическое письмо, написанное на голубой бумаге. Вы разве его не нашли?
– Где оно находилось?
– Но… тут, на письменном столе. Он его оставил поверх своих бумаг. Я к нему не прикасалась.
– А кто-нибудь другой мог это сделать? О чем говорилось в телеграмме?
– Что он должен срочно ехать к своей матери, которая тяжело заболела. И он сел на поезд и уехал к ней.
– Вы хотите сказать, что он уехал в Ниццу?
– Да. Там живут его почтенные родители.
– Вы их знаете?
– Нет. Я никогда не была у них. Мне кажется, они не желали, чтобы я приезжала.
Ланжевен неожиданно поймал себя на мысли, что ему доставляет удовольствие слушать этот нежный, несколько приглушенный голос.
Однако он не должен поддаваться эмоциям!
Эта женщина прибыла сюда из страны, где умеют скрывать свои чувства. И ему показалось странным, что она плакала, не скрывая своей боли.
– Итак, вы спали, – снова заговорил он. – Расскажите, как вы проснулись, что потом делали!
– Я услышала крики женщины… Гертруды, как мне показалось, вскочила и прибежала сюда. И вот… я увидела.
– Ваш муж, наверное, вернулся ночью. Вы его не видели, не слышали?
– Нет. Я спала.
Комиссар вздохнул, встал и принялся шагать по ковру, заложив руки за спину. Проходя мимо Орхидеи, он вдруг протянул ей большой носовой платок в клеточку, кстати, совершенно чистый, который он вынул из кармана сюртука:
– Вытрите глаза и постарайтесь перестать плакать. Я должен сказать вам очень серьезные вещи!
Резкая смена тона задела Орхидею.
Она не взяла предложенный комиссаром платок, а вынула из рукава свой, батистовый, кружевной, которым и промокнула покрасневшие глаза:
– Не могли бы вы говорить со мной не в таком тоне? – произнесла она с достоинством. – Я не привыкла, чтобы со мной общались без уважения.
Ланжевен резко остановился и ошеломленно посмотрел на молодую женщину.
– И чем это я показал недостаток уважения?
– Я – особа императорских кровей. У нас считается, что люди из полиции могут приближаться ко мне лишь на коленях, ударяя челом о землю. Вы же только что обратились ко мне в резком тоне, лишенном учтивости.
Ошеломленный комиссар плюхнулся в первое попавшееся кресло и уставился на свою собеседницу так, будто она прилетела с другой планеты.
– Если я вас чем-либо задел, то тысячи извинений, – сморщился он, – но могу ли я вам напомнить, что вы обвиняетесь в убийстве вашего супруга ударом кинжала?
– Обвиняюсь кем?
– Вашими слугами. Они заявляют, что месье Бланшар не покидал дома, как это утверждаете вы, и что вчера вечером, устав от вашей ревности, он провел вечер… неизвестно где, но с женщиной, которая была его любовницей вот уже несколько месяцев…
– У моего мужа? Любовница? – воскликнула возмущенная Орхидея. – Вы, наверное, хотите сказать – сожительница?
– Да… что-то в этом роде!
– Здесь никогда не было другой женщины! Я первая и единственная супруга в доме моего господина. Если вы хотите говорить о женщине дурного поведения… то могу вас заверить, что у него просто не было времени на подобные вещи. И я еще раз утверждаю, что он уехал два дня тому назад…
– Еще раз – ваши слуги говорят совершенно иное: ваш муж вышел вчера вечером из дома, несмотря на ваше недовольство. Вы не ложились спать и ждали его возвращения.