Мама, это ты? - стр. 24
Дети хитро переглянулись, потом искоса посмотрели на меня, мол, не выдам ли? Я кивнула, что в деле. Тогда Людмила поставила корзинку со сдобой на тумбочку возле моей кровати, сама же ринулась к шкафу. Павел сначала дёрнулся за ней, но потом, видя, что собака забилась под кровать, нырнул туда же.
Чувствую, пыли они там насобирают…
Это же не хозяйские покои, а комната обыкновенной горничной, причём, которая какое-то время пустовала. Здесь явно не делали ежедневной уборки.
Только все затаились, как дверь начала открываться, являя мне довольно эксцентричного вида даму. Строгое платье под голо коричневого цвета, тугой воротничок, от одного вида которого захотелось сглотнуть, словно именно мою шею он сдавливает. Кожаный ремень перехватывал талию так туго, что я удивлялась, как она вообще может дышать. Единственное, что позволила себе эта дама в качестве украшения – это полоски тонкого молочного кружева на стойке воротника и манжетах.
Фигура её имела такое сложение, при котором ни в коем случае нельзя было использовать в крое окороковидный рукав. Он делал её плечи ещё шире, чем они были, отчего узкие поджарые бёдра напоминали мужские.
Впрочем, разглядев лицо, я поняла, что не это её главная проблема. Черты были резкие, подбородок и нос выдавались вперёд, говоря о сильном характере. И без того тонкие губы сурово поджаты, а когда она увидела меня, лежащую на кровати с кренделем в руках, вовсе сложились в куриную гузку.
М-да, на месте детей я бы не то, что шевельнуться, дышать в своём укрытии остереглась, лишь бы она меня не заметила.
Впрочем, я не ребёнок, хоть и ослаблена после всего происшедшего, поэтому неспешно села, а потом и вовсе встала, придерживаясь за край тумбочки. Выпрямила спину и изо всех сил старалась не пошатнуться от слабости в ногах.
— Прошу прощения? — Разумеется, то была фигура речи, прощения мне у неё просить было не за что.
— Нофая корничная, я так полагаю? — надменно выговорила Грымза, ясно продемонстрировав, что честно заслужила своё прозвище.
Она окинула меня таким презрительным взглядом, особенное внимание уделив рогалику в руках и крошкам на полу, которые оставили после себя дети, что я поняла: меня прокляли. Вот так сходу и насовсем.
Уф, хоть бы она не догадалась, что крошки не мои! Я ведь на постели до этого лежала, то есть крошила именно туда. Кстати, надо будет потом всё перетряхнуть. Не в моих привычках кушать в постели, просто рогалики так умопомрачительно пахли, что я не устояла.
— Полина Андреева, — представилась я, сделав лёгкий книксен.
Всё же у неё выше статус, чем у меня. Обычно в гувернантки идут обедневшие дворянки, в том числе и заграничного происхождения. Судя по лицу и акценту, эта явно относилась к немчурам. Интересно, как её по паспорту зовут?
— Генриетта Марковна фон Шпицберген, — холодно представилась женщина, подтверждая мои догадки. — Гувернантка их сиятельств, где бы они сейчас ни были.
Она вопросительно изогнула бровь, видимо считая, что я должна угадывать её вопросы с полунамёка. В принципе, я с этим справилась, но подавать вида не спешила. В конце концов, меня пока никому не представляли в новом статусе, кроме экономки. О детях сказали, но официально не знакомили. И вообще, у меня потрясение, а возможно и сотрясение, потому молчим и таращим глаза.