Мама для трех лисят. Тайны дворцовых переходов - стр. 27
– Нет-нет, – Аль помотала головой, – до истощения было еще четыре заклятья!
– Хорошо, – кивнула я, – верю. Однако учтите одну простую вещь: ваш запас сил всегда должен быть наполовину полон. Вот, например, что, если вам потребуется наколдовать что-то серьезное? Не вечером, когда магия более-менее восстановится, а сейчас?
– Как же тренироваться тогда? – грустно спросил Морис.
– С умом, – улыбнулась я. – Ведь, как вы должны знать, малый недостаток сил восполняется куда быстрее, чем большой дефицит. Вам нужно делать дольше перерыв и вкладывать меньше силы в заклятье.
– Меньше? – Аль хлопнула ресницами. – Но ведь не потухнет же! Мы едва смогли искры потушить!
– Искры вы не могли потушить сначала из-за произношения, а после из-за своей неуверенности, – строго возразила я. – Вам нужно искать пресловутую золотую середину, когда заклятье уже работает, но еще не перепотребляет вашу энергию.
На террасу вышла Тави. Поставив поднос на перила, она быстро очистила столик и набросила сверху хрусткую белую скатерть. Затем споро и деловито заставила всю поверхность снедью и, так и не сказав ни слова, поклонилась и ушла.
– Сердится, – хмыкнула Альбирея. – Райсара изводит Крист, та изводит Тави, а виновата во всем ты.
– Я?
– Конечно, – Аль разлила всем чай, – логика там и не ночевала... Что-то случилось?
Для чайных посиделок лисята выбрали ту часть террасы, с которой прекрасно просматривался сад. И вместе с ним та самая гостиная, в которой Райсара болтала со своим хозяином. Сама того не желая, я нет-нет да и поглядывала на блестящие окна. И в итоге была вознаграждена двумя лисьими ушками.
– Лиам подглядывает за нами, – тихо сказала я. – Лицо спрятал, а уши так и стоят.
– Он нас слышит, – напомнил Морис.
– Мы знали, что он там, – добавила Альбирея. – Он сам должен решить, хочет ли он присоединиться. Чашка есть.
– В нас одна кровь, – кивнул мой серьезный, хмурый сын. – Ему решать, как именно будут выстроены наши отношения.
– Боюсь, что это слишком сложно для него, – вздохнула я и куда громче сказала: – Лиам, у нас булочки со сливками и ягодный чай. Присоединяйся.
– Он проворчал, что прислуга ему точно такое же принесет, – недовольно произнесла Аль.
– Да, но разве в компании не вкусней?
И весь вопрос в том, сможет ли лисенок принять свое желание быть рядом с сестрой и братом или же предпочтет солгать сам себе?
Замерев, я старалась реже дышать. Ну же, малыш, решайся. Пусть ты не примешь меня, это ведь неважно. Здесь твои брат и сестра, они необходимы тебе, мой маленький измученный лисенок.
Лиам выпрямился, и я отвела взгляд. Ему трудно, очень трудно. Кажется, он уверил себя в том, что, общаясь с нами, предает мать.
«Я оторву Райсаре все, что только смогу. Или… О! О, я сделаю все, чтобы эта будущая бесхвостая дрянь познала самую нищую нищету», – пронеслась у меня в голове мысль.
Окно отворилось беззвучно, и Лиам, ловко выпрыгнув на траву, вразвалочку пошел к нам. Он сунул руки в карманы курточки, скривил губы и всем своим видом показывал, что делает нам превеликое одолжение.
Вот только… Вот только искривленные губы едва заметно подрагивали, а глаза слишком сильно блестели. За своим нарочито наглым и независимым видом Лиам прятал страх. Страх, что мы посмеемся и не примем его. Страх, что Аль никогда не простит сказанных в запале слов. Иными словами, лисенок до дрожи боится быть отвергнутым.