Мальтийская история: воспоминание о надежде - стр. 22
Девушка села на кровать, закрыла лицо, раздались всхлипы, сквозь которые слышалось непрекращающееся: «Прости меня, прости меня…» Её плечи тряслись.
Я сделал шаг к ней, но потом остановился, начал топтаться на месте, не зная, что делать. Наконец, решился и подошёл к ней. Обнял её за плечи, она уткнулась лицом мне живот. Я молчал – просто не знал, что сказать, – но через несколько минут она затихла. Слабым движением оттолкнула меня. Я отошёл назад. Посидев немного, Надэж вздохнула, встала, прикрыв руками лицо; сняла полотенце с вешалки и направилась в туалетную комнату, бросив мне по дороге:
– Подожди меня. Прошу.
Я сел на стул, ожидая даму, хотя самое большое моё желание сейчас было уйти и больше не видеть её. Но я остался, и она вернулась. Застенчиво улыбнулась мне.
– Прости, Викто́р. Я сорвалась. Мне надо на воздух, лучше на набережную. Надеюсь, ты проводишь меня?
Что я мог ответить?
– Конечно, Надэж. Пойдём, – прозвучал мой ответ.
Мадам надела вуалетку, прикрепив её заколкой к пышным волосам, припудрила лицо. Я наблюдал за ней: такая милая обыденность – молодая женщина, приводящая себя в порядок. Теперь мне почему-то не хотелось её оставлять. Надэж взяла перчатки, и мы покинули её квартирку…
Молчаливая прогулка вдоль набережной бухты Марсамшетт, пара бокалов вина и чашек кофе. Она думала о своём, я незаметно наблюдал за ней. Надэж смотрела перед собой, иногда шевеля губами, как будто проговаривала мысли. Но истерик у неё больше не случилось. Я проводил её домой и вскоре был уже в своей комнате.
За стеной бодро бормотало радио: «В результате успешно проведённой флотом Его Величества операции удалось эвакуировать через Канал части британских, а также французских и бельгийских войск, находившихся под Дюнкерком…» По-моему, теперь счёт шёл на дни – развёртывалась хроника смерти «милой Франции». Странное чувство тебя охватывает, когда начинаешь понимать, что твоя страна – нет, скорее мироощущение, которое придавала тебе родина, – исчезает. Это чувство я бы назвал пустотой внутри и потерей ориентиров вокруг себя…
Услышал шорохи за окном. «Рыжий кот возвращается в комнату соседки», – догадался я и заснул. Сквозь сон послышались звуки открываемой двери, шаги: «Сама соседка вернулась». И снова – забытьё сна.
Следующее утро не принесло ничего нового: всё та же работа в доках, всё то же солнце, чёрные борта парохода «Ливорно» всё так же маячили на рейде Великой Гавани.
После нехитрого обеда в соседней закусочной – кусок вяленой колбасы и порции бобов – мы, наконец, завершили ремонт катеров. На завтра запланировали ходовые испытания, и нас отпустили домой. Помывшись и переодевшись, заспешил на свою улицу Сент-Джонс. Немного поваляюсь с книжкой, что приобрёл на рыночном развале и пойду слоняться по вечернему городу – все мои нехитрые планы.
Однако жизнь вносит свои коррективы. Войдя в коридор, направился к себе, но не успел вставить ключ, как открылась дверь соседней комнаты, и на пороге возникла её хозяйка (во всяком случае, я так подумал: ну, а кто ещё это мог быть?). Вскоре в этом у меня уже не было сомнения – после её ответа на моё приветствие.
– Здравствуйте, мисс Найдин.
– Привет, морячок, – она насмешливо взглянула на меня.
При дневном свете, падавшем из небольшого окна в коридоре, у меня появилась возможность рассмотреть мою соседку. Её слегка прищуренные глаза искрились чёрными угольками, рассматривая меня. Я не остался в долгу и уставился на неё. Девушка лет девятнадцати-двадцати, тёмные волосы вздымались копной на голове, спускаясь волнами до лопаток, прямой тонкий нос, овальное лицо, маленький рот, загорелая кожа. Чем-то она напоминала цыганку, хотя для меня южный тип женщин почему-то всегда ассоциировался (в хорошем смысле, конечно) с этим бродячим народом. «Эсмеральда», – невольно улыбнулся я. В проёме двери около её ног возникла усатая рыжая мордочка. Кот посмотрел на меня равнодушным взглядом и мяукнул: «Мы уже знакомы». Значит, вместо козочки у моей Эсмеральды жил рыжий кот.