Маленький, большой, или Парламент фейри - стр. 24
– Сначала здесь был парадный вход, – пояснила Дейли Элис. – Потом тут разбили сад, обнесли его стеной, и фасадом стала задняя часть дома. Которая и так была фасадом. А теперь здесь задний фасад.
Дейли Элис оседлала скамейку, подобрала с земли сучок, одновременно отбросив мизинцем попавшую в рот золотистую прядь, и быстро начертила на земле пятиконечную звезду. Смоки следил за рисунком, а потом перевел взгляд на туго облегавшие ее фигуру джинсы.
– Не совсем так, – произнесла Дейли Элис, по-птичьи глянув на свой набросок, – но похоже. В этом доме каждая сторона является парадной, видишь? Его построили как образец. Мой прадедушка? О котором я тебе писала? Он построил этот дом как образец, чтобы люди могли прийти, осмотреть его с любой стороны и выбрать, какой именно дом им нужен. Вот почему внутри все расположено как попало. Внутри дома – как бы множество домов: один словно вставлен в другой, а иные друг с другом пересекаются, и у каждого впереди торчит свой собственный фасад.
– Что? – переспросил Смоки. Он смотрел, но не слушал; Дейли Элис поняла это по его лицу и рассмеялась:
– Посмотри. Видишь?
Смоки посмотрел туда, куда она указывала. Это был строгий фасад в классическом стиле, увитый плющом; пятна на сером камне походили на капли темных слез; высокие сводчатые окна; симметрично расположенные детали, свойственные классическим ордерам; отделка рустами, колонны, цоколь. Из высокого окна кто-то выглядывал с задумчивым видом.
– Теперь пошли.
Дейли Элис откусила изрядную долю сэндвича (крупные зубы) и за руку повела Смоки вдоль фасада; и пока они шли, тот начал раздвигаться подобно декорации: казавшееся плоским выдвигалось вперед; то, что выпирало, сворачивалось; колонны превращались в пилястры и исчезали. Как лицо на переливающейся картинке – забаве детишек: стоит ее наклонить, то злобно ухмыляется, то озаряется приветливой улыбкой, – так менялся и задний фасад, а когда они достигли противоположной стены и оглянулись, дом выглядел весело, в псевдотюдоровском стиле, с изогнутыми скатами крыши и сгрудившимися трубами дымоходов, похожих на шляпы клоунов. Из распахнувшегося на втором этаже широкого окна (меж стеклянных панелей в свинцовом переплете сверкнули одна или две цветных) выглянула Софи и замахала рукой.
– Смоки! – закричала она. – Когда закончишь завтракать, приходи в библиотеку поговорить с папочкой. – Она облокотилась о подоконник с довольным видом, как будто была очень рада сообщить эту новость.
– Хорошо, – небрежно отозвался Смоки. Он вернулся к каменному столику, а дом за его спиной вновь обрел романский облик; Дейли Элис доедала его сэндвич. – Что мне ему сказать? – (Дейли Элис, с набитым ртом, пожала плечами.) – Что, если он спросит меня прямо: а какие у вас виды на будущее, молодой человек? – (Дейли Элис засмеялась, прикрыв рот ладошкой – точь-в-точь так же, как она это делала в библиотеке Джорджа Мауса.) – Не могу же я признаться, что корректирую телефонные справочники.
На плечи Смоки тяжело, словно большие птицы, опустились и необъятность предприятия, за которое он готовился взяться, и недвусмысленное намерение доктора Дринкуотера возложить на него эту ответственность. Раздираемый сомнениями, Смоки внезапно заколебался. Он посмотрел на свою долговязую возлюбленную. А все же, какие у него перспективы? Мог ли он признаться доктору в том, что Дейли Элис исцелила его от безличности одним махом – вернее, одним-единственным быстрым взглядом – и что этого более чем достаточно? Что по окончании брачной церемонии (когда он примет на себя те религиозные обязательства, которые от него ожидались) он намеревался просто жить долго и счастливо, как все люди?