Маленькая черная ложь - стр. 20

– На то, чтобы вы чувствовали себя в безопасности, тратится много британских налогов, – замечает один из мужчин.

– А вы когда-нибудь просыпались утром, чтобы увидеть, как по главной улице вашего города идет армия захватчиков, дорогуша? – Мел, конечно, не местный, но такого терпеть не станет. – А под домашним арестом были? Комендантский час соблюдали? Вас не запирали вместе с пятьюдесятью другими людьми в местном клубе, где всего один действующий туалет?

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, мой милый, что «добрые аргентинцы», которые считают эти острова своими, находятся в трехстах милях отсюда. А до Британии восемь тысяч миль, и у нынешнего премьер-министра нет железных яиц, как у Маргарет Тэтчер. – Мел не отводит взгляд.

– В таком случае, если у вас на одного гражданского приходится один военный, как могло случиться, что пропадает уже третий ребенок?

– Держитесь крепче.

Я направляю машину в овраг. Сзади кто-то охает, Мел чертыхается вполголоса, но мы выбираемся наверх по противоположному склону и продолжаем путь. Каллум, машина которого едет перед нами, исчезает в глубокой впадине, и в воздух взлетает пара потревоженных птиц.

– Патагонские казарки, – говорю я, потому что люди из моей группы заплатили деньги и должны получить что-то взамен. – Самец чисто белый, и его легко заметить. У самки характерные черно-белые полосы на грудке. Обычно они гнездятся на берегу, но в этой впадине пресноводный пруд… Почти приехали – держитесь покрепче.

Выбравшись из впадины, я останавливаю машину. Спрыгиваю на землю и чувствую под ногами голый камень, но затем мы двигаемся на запад, и почва становится болотистой. Каллум со своей группой едет дальше.

Я не раз бывала в этой местности. Пробиралась через болото по каменным россыпям между пучков травы. И каждый раз я кого-то ищу, обычно гораздо меньшего размера, умеющего гораздо лучше маскироваться и избегать хищников, чем человеческий детеныш. Если мальчик здесь, он станет легкой добычей. Я оглядываюсь в поисках цветового пятна, выделяющегося на общем фоне, движения, которое не спишешь на ветер, или едва слышимого шороха, свидетельствующего о панике.

Я веду свою группу по родной земле, дикой и открытой ветрам, и думаю о матери, мимо которой мы проезжали. Когда Нэду было пятнадцать месяцев, я потеряла его на несколько минут. Мы были на пляже. Я пошла к воде, чтобы посмотреть, нет ли там нефтяного пятна, и оставила Нэда выше береговой линии, среди дюн. Оглянувшись, я увидела, что он исчез.

Невозможно описать ужас, который я тогда испытала, – это было самое худшее, что случалось со мной в жизни. Я полностью утратила способность думать и логически рассуждать. Вернулась на то место, где оставила сына, долго звала его, потом побежала в заросли и нашла его там. Он полз за птенцом баклана, наблюдая, как тот прыгает в траве.

– Кэтрин, ты в порядке? – Бен подошел ко мне и смотрит с явным беспокойством. Я вся взмокла, несмотря на ветер, и слишком часто дышу. Киваю, но еще до конца не освободилась от печальных воспоминаний. Потому что происшествие в дюнах не было худшим происшествием в жизни, вовсе нет. Худшее пришло потом, когда я в открытом море услышала голос мужа из рации на лодке:

«Произошел несчастный случай. Машина Рейчел свалилась со скалы рядом с домом. Она оставила Нэда и Кита одних в машине. Бог знает почему. Наверное, ручник был неисправен. Или кто-то из мальчиков дернул за него. Никто не знает. Их везут в больницу. Возвращайся как можно скорее».