Размер шрифта
-
+

Максим и Фёдор - стр. 20

Житой. Нормально выпили!

Самойлов с сосредоточенным видом играет отрывки разных мелодий. Он играет очень быстро и чуть трясется.

Самойлов (хлопнув себя по колену). Эх, Лешка, наливай, поехали!

Житой. А! Чего там! Давай! (Разливает.)

Самойлов. Ну, начинайте что хотите, а я продолжу. Люблю песню.

Небольшая пауза.

Василий.

Гул затих. Я вышел на подмостки,
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.

Самойлов (подхватывает).

А в это время —
На столе стояли три графина.
Один – с карболовой водой.
Другой – с настоем гуталина.
А третий – и вовсе был пустой!
Замешательство, смех.

Житой.

Из-за острова на стрежень
На простор речной волны
Выплывают расписные
Стеньки Разина челны.

Самойлов и Житой (хором).

А на столе стояли три графина.
Один – с карболовой водой.
Другой – с настоем гуталина.
А третий – и вовсе был пустой!

Общий смех.

Петр (с поганой ухмылкой).

Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.

Все (хором, с ликованием).

А на столе стояли три графина.
Один – с карболовой водой.
Другой – с настоем гуталина.
А третий – и вовсе был пустой!

Поедем в Царское Село?

* * *

Как-то вечером Василий со стаканом пива в руке говорил:

– В Пушкине, сколько раз приезжал, каждый раз в пивбаре раки бывали.

– Почем? – спросил Петр.

– По одиннадцать копеек штучка.

– Крупные?

– Да нет, мелкие, вообще-то… не в этом дело, ты когда-нибудь видел, чтобы в пивбаре раков давали?

– Видел, – из гонора ответил Петр.

– А где это – Пушкин? – спросил Федор, сворачивая ногтем пробку.

– Как где? Ты что, не был? Под Ленинградом, на электричке двадцать минут.

– Так чего, поехали? – осведомился Федор в сторону Максима, развалившегося в кресле, как Меншиков на картине Сурикова.

Максим безмолвствовал.

– Когда, сейчас, что ли? – спросил Петр.

– А когда?

– Надо уж с утра, в выходной; там в парк сходить можно.

– Поехали в выходной.

– Идите вы в жопу со своим Пушкином, – прервал разговор Максим, – пацаны, раков они не видели…

Он встал, уже стоя, допил пиво, подошел к раскладушке и, сняв ботинки, лег. Раздался звук, как если бы, скажем, два отряда гусар скрестили шпаги.

– А чего не съездить? – сказал Федор.

– Какого ляда туда тащиться… – после долгой паузы, когда никто уже и не ждал ответа, объяснил Максим.

Да, конечно, трудно и представить Максима и Федора вне дома или его окрестностей, хотя, поди ж ты, – были в Японии…

– А чего, поехали в субботу? – не унимался Федор.

– Вали хоть в жопу, темноед, – проговорил Максим.

– Почему темноед? – удивился Петр.

– Потому что ночью встанешь поссать, а он сидит на кухне в темноте голый и жрет чего-нибудь из кастрюли.

Все засмеялись, Федор особенно умиленно:

– С похмелья! С похмелья-то оно, конечно! А у Кобота всегда в кастрюле суп есть!

Налили по пиву.

– Петр, дай-ка бутылочку, – лежа головой к стене, крикнул Максим.

Петр подал бутылку пива; Максим, как больной, кряхтя повернулся и стал пить.

– Ладно, – сказал он, утирая пену с губ, – сегодня понедельник? В субботу поедем, только теперь уже точно.

– Ну а я про что говорил? Я же говорил! – развел руками Федор, многообещающе улыбаясь.

* * *

На следующий день ученики прямо с работы приехали к Максиму и Федору, чтобы все подробно обговорить, приготовиться, точно все наметить.

У Петра в эту субботу оказался рабочий день, но он договорился об отгуле, хотя ему и не полагалось. Пришлось выклянчивать, обещать всякое. Особенно трудно объяснить, зачем понадобился отгул. Не сказать же прямо – договорился в Пушкин поехать, – не пустят! В воскресенье, скажут, поезжай. У Василия все вроде было нормально, хотя сама работа ненадежная – в любой день могли отправить в командировку, правда всегда на один день.

Страница 20