МААТ. Сказания Млечного пути - стр. 17
– Да вы врете, капитан, – добродушно воскликнул Гассариев.
– Нет, я не вру. Зачем все это? Так просто решил о жизни рассказать. Я старый человек, но молод духом. Одной наверно душой и жив остался. Но неправда это, во мне еще много силы и физической и духовной. Было так и тогда. И семья была. Вот помню, очередной обед. Думал вкусный, но опять служанка подала рулеты с ветчиной и зеленую фасоль. Как же фасоль мне надоела. Решил тогда поговорить об этом со служанкой, даже не так, с Вирджинией. И вообще не признаю слово прислуга. Что делать, если людей много и многим нечем зарабатывать на жизнь. Хотя с моей служанкой было другое. Она из богатой семьи, сбежала из дома. Мы ее не выдали. Вирджиния, умная, красивая девушка была. Она уже лет пять жила у нас в квартире. Говорю у нас, потому что у меня были на тот момент жена и сын. Вирджиния, как дочь нам с женой стала. У нас была собственная дочь, но уже семь лет, в 2108 году погибла в экспедиции на одном из спутников Сатурна. Что я мог поделать? Воспрещать детям своим заниматься опасными занятиями?! Я пообещал себе еще в своей собственной юности не делать этого. Мой сын Всеволод где-то все время по своим делам исчезал. Он мой заместитель по бизнесу был. Потом расскажу про свой бизнес, а по профессии он человек был. Это моя старческая шутка. О много чем занимался, и спортом, и конструированием космических кораблей и спутников, по образованию еще и энтомолог, и океанолог. Адская смесь. Непонятный человек, как и я сам. Самый наверно определенный человек из всей семьи это его мать и моя жена. Она в тот день была в наших владениях в баварском лесу г. Гросер-арбер. Это наверно единственная гора, возле которой нет ничего промышленного у моего концерна. Не люблю разговаривать про свой бизнес. Может быть потом расскажу.
Печерин откинулся на диване, закрыл глаза и окончательно ушел в воспоминания.
– Съел, наконец-то фасоль. Удалось с некоторыми трудностями отвязаться от Вирджинии и выбраться на прогулку. Уже много лет я привык гулять в одиночестве, только в сопровождении своих светлых мыслей. Еще этот водитель личный. К чертям всю эту роскошь. Хорошему человеку ни к чему богатство. Деньги нужны недостаточно умным людям, не самодостаточным. Таких я презираю, наверно и себя тоже. Благодарность ангелу хранителю, я ушел от своих. Парк, единственное место в мегаполисе, где еще остались деревья и трава. Что сказать, если парк закрыт от внешней среды куполом. Иначе все бы умерло от воздуха начала двадцать второго века. За вход еще приходилось платить приличные деньги, стоимость десяти обедов в хорошем ресторане. Здесь одни богачи только прогуливаются. Нет, даже их не видно, не любят они природу. Мне же лучше. Как же здесь хорошо. Просто умираю от наслаждения. Да, скоро и вправду умирать. Я знаю это, решил точно. Не собираюсь восстанавливаться в медицинском центре. Это мои последние дни в этом мире. Мне не жаль чувства собственных близких. Я только желаю, чтобы они поняли меня и одобрили мое решение. Смерть должна приходить и я решил, что довольно уже мять эту землю своими ботинками. Как-то это жестоко звучит, не по-человечески. Ах, как же близки моему сердцу эти деревья, трава. До поздней ночи сижу у вяза, жду насыщения своего силой природной естественной. Глубокой ночью меня будят служащие парка и усаживают в такси-лимузин. И вот снова дома. Я тихо ухожу в кабинет и включаю симуляцию среды и миров. Здесь я тоже в своем настоящем амплуа, старика. На холм взошел и долго всматривался в горизонт, осматривал все вокруг. Наконец выбрал хорошее подходящее место. Тихонько спустился по склону и прилег на траву. Я как старец умирал и знал это, поэтому и пришел сюда. Пришел, чтобы умереть с миром. Я активировал дополнительный функционал. Прошла команда отключения. Тело поникло, медленно осело в траву на неизвестной планете. Я испытал все предсмертные эмоции, физические ощущения, боль. Но даже после этого не вышел из сети. Остался наблюдать. Ускорил хронометраж почти до максимального уровня. Кости еще много лет лежали, никем не тронутые. Их с уважением обходили звери и облетали птицы. Но пришли такие же люди, к коим и относился сам старец, и забрали кости. Осталась на холме лишь память и душа моя, старца, которая каждый день плачет по своим плотским, материальным останкам. Со всех сторон обдувает тот холм вольный ветер.