Лживый роман (сборник) - стр. 18
Поднявшись часов в шесть, он шел в ванную и приводил себя в порядок, тщательно брился, начал пользоваться недорогим одеколоном и однажды даже попробовал крем от морщин, которые в его пятьдесят четыре года стали все глубже врезаться в лицо.
Поздним утром, когда он подходил к своему излюбленному месту возле банка, там иногда уже стояли поклонники его игры в надежде услышать что-то новенькое. И чаще всего он оправдывал их ожидания. Когда наступала пауза, он доставал из кармана пачку папирос «Беломорканал» (ему их привозила контрабандой знакомая проводница с поезда Рига – Москва) и закуривал, выпуская терпкий дым этих еще советских папирос. Изредка он перекидывался фразами с прохожими, которые уже были ему знакомы, делал глубокие затяжки, а сам одной рукой держался за монетку в подкладке, еще не осознавая, отчего с ним произошли такие перемены, потом гасил подошвой «бенчик», закрывал глаза и начинал играть.
Как-то после работы он зашел в магазин, и ему не хватило буквально несколько сантимов, чтобы рассчитаться за хлеб. Василий нащупал в подкладке кругляшок, с трудом выковырял его оттуда через узкую дырку в кармане, протянул продавщице: «Вот, пожалуйста!» и получил еще несколько монет сдачи.
На следующий день он спал как никогда долго. Еле поднявшись, он пошел в ванную, почистил зубы и собрался уже побриться. Но, немного поразмыслив, положил бритву на место, пошел и опять завалился в постель. Что-то ушло изнутри, играть больше не хотелось, только валяться, накрывшись до подбородка одеялом, и мечтать.
Он вспомнил свою первую далекую любовь Лариску Воронцову, в уме стали складываться цифры, оказалось, что прошло уже сорок лет. Он представил ее себе толстой теткой, торгующей на базаре рыбой или овощами. Потом подумал о себе: «Тоже не инженер и даже не депутат городской думы». К середине дня он поднялся и решил прогуляться по базару. «Вдруг на самом деле увижу ее там?» – сама собой появилась невероятная мысль.
Рынки бывают разные: восточные, бывший Черкизовский в Москве, Луковый в Париже, берлинская барахолка и сотни, сотни других, раскиданных по нашей планете. Но есть один особенный – это Рижский.
Ни один не сравнится его бойкой, веселой торговлей осенью, когда привозят астраханские арбузы, сладкие как мед узбекские дыни, еще не опрысканные европейскими ядохимикатами, персики, абрикосы, сливы и десятки видов яблок, от кислых и крепких, как камень, до сладких и тающих во рту. Тут не увидишь спекулянта-поляка, зато польских яблок, выдаваемых за местные, хоть пруд пруди. Здесь не бывает бытового национализма, с тобой будут говорить на любом доступном языке, лишь бы ты купил. И мысленно плевать тебе вслед, если ты прошел мимо.
Вот вечно пьяные торговки морковкой и картошкой, с опухшими поутру лицами, на которых еще остался отпечаток былой красоты. Жизнь привела их сюда, а не на виллу у теплого моря, где бы они могли, может, еще до сих пор трогать чьи-то сердца.
Кинза, укроп, сельдерей, тимьян и разные другие свежие травы благоухают на прилавках, вызывая своими ароматами бешеный аппетит. Но тут только начало базара, неискушенный человек поразится этому театру местных и приезжих торговцев. Самое интересное начинается, когда он попадает в рыбный павильон.
Здесь в каменных бассейнах плещется живая рыба – от маленьких осетров до простых озерных карасей и карпов. Нереальные ярко-розовые норвежские лососи как доказательство современных пищевых технологий раскинуты по всем прилавкам, рядом с ними у торговцев лежат блеклые разделанные туши редких диких балтийских, не сравнимых по вкусу и качеству.