Люди остаются людьми. Исповедь бывшего узника - стр. 55
Типот, посасывая пустую трубку, повествует о жизни великих писателей.
Зимодра с увлечением рассказывает, как ведется промысел в наших полярных морях.
– А я вам вот о чем поведаю, братцы, – объявляет раз Борода. – Беспартийных среди нас нет, так что, надеюсь, никаких тайн я не разглашу…
Смакуя подробности, он вспоминает о том, как брал взятки у председателя передового колхоза, как пьянствовал вместе с прокурором и гулял с районными активистками.
– Ну, было же так, правда? Чего греха таить! – с ухмылкой произносит он.
Кое-кто похихикивает.
– Мы люди свои, товарищи, можно сказать. Верно?
– Серый волк – тебе товарищ, в Брянском лесу, – резко отвечает из темноты Зимодра.
– Это кто такой? Кто? – обеспокоенно спрашивает Борода.
– Я вот сейчас встану и морду тебе набью, – заявляет Зимодра, – тогда узнаешь, кто!
– Ну, назовись… Давай подебатируем.
Но Зимодра больше не отзывается. По-моему, кто-то из соседей удерживает его…
И еще один день – пасмурный, холодный день конца октября. После утренней проверки дежурный полицай глумливо поздравляет нас с «победой». Как только что сообщило радио, германская армия якобы овладела Сталинградом и завершает окружение Москвы… Среди наших воцаряется подавленная тишина. Люди молча расходятся по своим местам.
Не грустят только Борода и его три дружка. (Вчера их снова вызывал на беседу немецкий офицер. С шутками и прибаутками усаживаются они за стол и начинают «забивать козла». Я выхожу из барака.
По двору, засунув руки в карманы шинели, прогуливается Худяков. Он думает. В последнее время он совершенно замкнулся в себе и постоянно о чем-то думает.
– Давай побродим вместе, – заметив меня, говорит он. Взгляд его хмур и серьезен. – Ты знаешь, между прочим, почему у нас такой тяжелый провал на фронте?.. Мы наделали кучу ошибок. И самая большая – это тридцать седьмой год, несомненно. Мы потеряли много честных партийцев, в том числе и в армии, а такие прохвосты, как Борода или Рогач, остались. Мы сами себя ослабили – вот в чем дело… в чем наша трагедия.
– Что же, по-вашему, теперь победят нас? – напрямик спрашиваю я.
– Нет. Не победят. Когда народ полностью осознает, что ему грозит, все переменится.
Я вижу на глазах Худякова слезы.
Днем в барак приходит холеный немецкий обер-лейтенант. Нам приказывают построиться. Обер-лейтенант выкликает по списку шесть человек. Среди них и Борода.
– Вот истинные патриоты своей родины, – на чистейшем русском языке говорит немец.
«Патриоты» прячут глаза. Они зачислены пропагандистами в армию изменников. Вскоре их уводят от нас.
Глава восьмая
Раз, два! Раз, два! В стороны, вместе, в стороны, вместе!.. Положив руки на бедра, мы делаем подскоки. Из наших ртов вылетают клубочки пара. Сквозь дверную щель снизу в вагон сочится желтый морозный свет.
– Хватит, согрелись, – говорит Ираклий.
– Кто согрелся, переходи на ходьбу. Остальные… раз, два! Раз, два! – Виктор легко подпрыгивает на своих длинных ногах, обутых в разбитые сапоги.
– Хватит, – говорю я и тоже останавливаюсь. Стены вагона белые от плотного слоя инея. Мы словно в леднике. Окошко забито фанерой и перетянуто крест-накрест проволокой. Полутьма, и только снизу желтеет морозная полоска воздуха.
У двери, запертой снаружи на замок, приплясывает Васька. Щелкают по рельсам колеса, он в такт их ударам постукивает каблуками и мурлычет свою любимую песенку: