Размер шрифта
-
+

Люди крыш. Пройти по краю - стр. 32

Цепляясь за косяк, Женя медленно поднялась на ноги и перешагнула порог. Никого. Если не считать пса у камина.

– Привет, толстый! – сказала она ему.

Собачья задница закрутилась с утроенной энергией. Женька всегда подозревала, что эту породу вывели, скрещивая толстых зайцев с не менее толстыми свиньями. Поэтому от друга человека в ней осталась разве что способность любить. По-собачьи преданно. Все остальное – упитанная тушка, уши торчком и неуемный аппетит – было унаследовано от настоящих предков.

– Где же твои хозяева?

Собака перевернулась и хрюкнула.

– Прости, друг, я тебя не понимаю, – вздохнула Женька. Она заметила возле камина низкий темно-синий диванчик со следами собачьих когтей и поковыляла к нему. От голода перед глазами плавали круасаны Мамаши Мурр. – Твой хозяин не Шепот случайно? Куда же он подевался?

– Родион Петрович понес Тимку в лазарет. Его подрали сильно, – ответила собака тоненьким голоском.

От неожиданности Женька тоже хрюкнула и плюхнулась на диван.

– А ты Тимкина подружка? – спросил пес и, кряхтя, поскреб задней лапой живот.

– Да… То есть, нет. Я его ученица. – Она не верила своим ушам, тем более что глаза никак не подтверждали услышанного – розовый язык бульдога почти не шевелился. Может, это собака-чревовещатель?

– Правда? Я тоже ученик. Только – Родиона Петровича. Он меня учит людей лечить. Я уже могу головную боль дыханием снять. И раны руками стягивать.

– Руками?! – Женька начала в растерянности искать у бульдога руки, но тут из-за подлокотника дивана вынырнула курносая физиономия мальчишки лет семи. Его волосы были совершенно белые, как рафинад или лунный свет. Или рафинад в лунном свете. А глаза, наоборот, – по-цыгански темные. – Что, не веришь? Спорим?

– Верю-верю, – с облегчением хихикнула Женька. – Я Женя, а тебя как зовут?

– Федор. – Мальчишка сел рядом. На нем была фланелевая рубаха. Точно такая же, как у Шепота, только маленькая.

– Дядя Федор?

– Почему дядя? – Мультфильм про Простоквашино он, похоже, не смотрел.

– Да так, неважно, Федь. Значит, Шепот – врач?

– Нет, целитель. Это другое. Он взглядом может от гриппа вылечить и от этой, как ее, плевмонии…

– А ты?

– И я! Даже ногу сломанную могу срастить.

– Тоже взглядом?

– Почему взглядом? – Федя по-взрослому наморщил лоб. – Слова нужно правильные знать. Я вот знаю. Родион Петрович, когда хочет поспать, меня зовет и говорит: «Смотри, Федор, ты за главного. Если кому голову оторвет – не буди. Сам разбирайся». Знаешь, какой я талантливый? Чего смеешься? Не веришь?

Оттопыренные уши мальчишки вспыхнули малиновым цветом.

– Да верю же! – У Женьки даже щеки свело, так она старалась не засмеяться. – А поесть у тебя не найдется?

Собака, услышав вопрос, радостно захрюкала. Наверное, слово «поесть» она знала не хуже своей клички.

– Тихо, Боров, ты и так полторта сожрал! – цыкнул Федя, на что толстый пес ответил громким урчанием в животе.

Неприметная дверь за камином отворилась, впустив приглушенный перебор гитарных струн и знакомого старика. Увидев Женьку, он, не говоря ни слова, шагнул к дивану, протянул руку и прижал сухие пальцы к ее шее. Пощупал пульс. Женька громко сглотнула. Ей стало не по себе от хмурого взгляда его желтых глаз с узкими зрачками.

– Федь, быстро на кухню. Тащи все, что найдешь. И чая горячего, покрепче. Наша гостья сейчас упадет в голодный обморок.

Страница 32