Люди без галочек - стр. 14

– Ага, а кто на прошлой неделе орал, что все они латентные и у тебя к ним вопросики?

– Веяние времени, мой друг! Не поорешь, не проживешь! Сеня, ты этого престарелого дурака не слушай, наливай. Ты-то надеюсь, понимаешь меня.

Паренек задорно закивал гривой и молниеносно наполнил стаканы из трехлитровой банки.

– Задание первое. Сначала ты пишешь просто, а затем начинаешь усложнять. Зачем? Любовь к внутренним страданиям. Своим? Героев? Читателей? Всех сразу!

– Мне ответить надо?

– Ну да. Ты ж хотел познаний. Вот отвечай.

– Я не знаю.

– Подумай на досуге, потом расскажешь, чего надумал.

– Достоевщина?

– Возможно. Подумай еще.

– Почему по-пьяни у всех открывается полет мысли? – Аркадьич озвучил тревожащий себя вопрос.

– А это, Сеня, задание номер два. Смотри, какой у тебя мастер-класс.

– А почему только вопросы? Где теория?

– Мое дело – направить тебя, ответы ты должен найти сам, – взгляд мой переключился на висевшее на стене ружье. – Аркадьич, а давно тут ружье висит?

– Всегда.

– Ого, вот смотрю я на ружье, оно висит на стене, Чехов сказал бы, что выстрелит в этом году. Сомневаюсь, ибо патроны Аркадьич пропил еще в прошлом.

– Ничего я не пропил.

– Пропил-пропил, знаю тебя, сто процентов пропил, – я подскочил, сорвав ружье со стены, проверил дуло.

– Виталя, повесь, где висело, от греха подальше.

– Ничего. Точно не выстрелит. Но голову кому-нибудь разобьет. Приклад хороший. Крепкий. Сеня, задание третье, это по-чеховски?

– Не думаю.

– А вот зря, еще как по-чеховски, – я почесал репу, – Сеня, ты что-то пишешь вообще?

– Пытаюсь, выходит плохо.

– Материшься?

– Да не особо.

– А вот тут не стоит мелочиться, ибо мат – часть русского языка. Ты плохой литератор, если боишься острого словца.

– Я не боюсь.

– Ну вот.

– Давайте о чем-то житейском поболтаем, – негодовал Аркадьич, – меня эти ваши литературные мотивы уже достали.

– Обыденность убивает вкус к жизни.

– Бедность убивает вкус к жизни! – не сдавался властелин гаражной ямы.

– Чертовы гедонисты, как вы у меня в печенках сидите.

– Ну вот ты такой весь умник и дальше что?

– Видишь, Сеня, поговорить не с кем по душам, вернее нет людей, с которыми можно б было поговорить по душам.

– Ах, ты ж сволочь! – Аркадьич бросил в меня пустой банкой, благо промазал, стекло при ударе о стену разлетелось вдребезги.

– По душам, значит, со мной не поговорить? Валите отсюда, пока я за кардан не взялся.

– Без дурака не оценить широту ума, Сеня, не оценить!

– Пошли вон! Я сказал!

– Заливаясь алкашкой, ответов не найти. Забытье наступает лишь временно, а может еще и проблем подкинет. Вот, посмотрите, на эту обрюзгшую рожу! – я указал на лицо Аркадьича, – Осиневший разум способен творить хуйню, трезвый принимает ровные решения.

– Ну, держись, Штольман! – властелин гаражной ямы схватился за дуло ружья и попер в наступление.

– Как это по-чеховски! – подумал я.

Есть битвы, о которых никто не расскажет по телевизору. О подвиге этих людей не узнает никто. Они сделали все, что могли, и победили. Гаражное быдло было повержено творцом и его падаваном, правда, пришлось покинуть райский уголок. Заходящее весеннее солнце приятно било по глазам и намекало на продолжение праздника души.

– Дружба, как и любовь, уходит. Не так ярко, не так горячо, но уходит, – я взглянул на закат, – Как красиво. Сеня, есть деньги?