Любовные страсти старого Петербурга. Скандальные романы, сердечные драмы, тайные венчания и роковые вдовы - стр. 41
В последний, четвертый, день процесса, 12 октября 1908 г., публика переполнила здание суда. Прозвучали страстные речи прокурора и защитника. Прокурор заявил, что убийство, по всей видимости, совершила Антонова – после того как Никифоров не посмел стрелять в своего племянника. Тем не менее она заслуживала снисхождения, поскольку пошла на убийство не из-за корысти, а из-за чувства мести.
Присяжный поверенный Адамов, выступавший защитником Антоновой, также призывал к снисхождению. Назвав ее жертвой трагических обстоятельств, Адамов призвал присяжных заседателей отнестись к ней справедливо и подчеркнул, что не стоит идеализировать погибшего Мерка. Мол, «он далеко не толстовец – кутил, ездил в публичные дома».
«Ваш приговор не вернет родителям сына, – сказал, обращаясь к присяжным, адвокат Адамов. – Но он должен удовлетворить нравственное чувство всех людей и, в первую очередь, подсудимых. Успокойте потерпевших, успокойте взволнованное общество и свою судейскую совесть справедливым приговором!».
Каков же финал этого громкого дела? Присяжные заседатели с весьма озадаченными лицами ушли совещаться. Через два часа они вышли к публике и огласили свой вердикт: оба подсудимых – и Антонова, и Никифоров – заслуживают оправдания. Зал встретил вердикт присяжных оглушительными аплодисментами.
«Азартные дамы»
В начале ХХ в. общество сетовало, что безвозвратно канули в Лету времена рыцарского отношения к даме, а на их место пришел сухой расчет. В столице только и говорили, что о падении нравов, и примеров тому было множество: в газетах то и дело публиковали ужасающие истории о «белых рабынях», «тайной и явной проституции», увлечении азартными играми. Даже сравнивали «вакханалию веселья», застигшую Петербург, с Римом времен упадка.
Немало возмущало добропорядочную публику, что дамы, забыв обо всех правилах светского тона, стали появляться на улицах в «шароварах», что вызвало настоящую бурю общественного негодования почти во всех европейских столицах, где в начале ХХ в. модницы захотели ввести новую моду в виде изящных шаровар.
В начале 1910-х гг. мода на дамские шаровары стала проникать и в Петербург, и здесь они тоже поначалу вызвали бурю гнева. Газеты заполнились едкими карикатурами на «дам в шароварах», а гостившая в северной столице парижская актриса Роджерс назвала этот костюм безобразным, заявив в интервью, что «дальше этого в смысле безобразия идти некуда. Ошибаются, думая, что эта мода получила или получит права гражданства».
Но дамские «шаровары» – это еще полбеды. Современников просто шокировало почти повальное увлечение прекрасных дам азартными играми. Десятки и сотни подпольных игорных домов существовали в Петербурге в начале ХХ в., и на игроков не действовали ни полицейские меры, ни нравственное осуждение.
«„Эфирные создания“ играют одинаково с мужчинами на бегах, в карты и в лото, – замечал один из современников. – Разница лишь та, что мужчины играют более или менее спокойно, женщины же отдаются игре со всей страстью, забывая о мужьях, детях и домашнем хозяйстве».
Подчас в игорных притонах, раскрываемых полицией, женщин переписывалось гораздо больше, чем мужчин. Иногда «клубменки» оказывались дамами из высшего общества и заявляли, что игорные притоны они посещают, так как им негде играть в карты, а не играть они не могут. Однако игрой в карты увлекались не только светские дамы, но даже и бедные труженицы – фабричные работницы, которые проигрывали свои последние деньги.