Любовные драмы русских писателей - стр. 41
Мария Дмитриевна была женщиной образованной, начитанной. За плечами были и домашнее образование, затем учеба в женском пансионе и в Астраханском институте благородных девиц. При выпуске были особо отмечены ее знания французского языка и прекрасное музицирование. Об образовании позаботился отец, который являлся директором Астраханского карантинного дома. Происходил же он из семьи французских эмигрантов, прочно обосновавшихся в России.
Мария Дмитриевна родилась в Таганроге в 1824 году, и она была всего лишь на три года моложе Достоевского. Замуж она вышла в 1846 году в возрасте 22 лет, и поначалу с мужем Александром Ивановичем Исаевым, потомственным дворянином, уроженцем Олонецкой губернии, все складывалось довольно хорошо. В 1847 году у них родился сын Павел. Муж служил чиновником особых поручений начальника Астраханского таможенного округа. Затем, в феврале 1851 года, он получил назначение на должность чиновника особых поручений при начальнике Сибирского таможенного округа. Семья переехала в Петропавловск, оттуда – в Семипалатинск, где в ту пору находилась квартира начальника Сибирского таможенного округа.
Между тем в службе начались неудачи и неприятности, поскольку Исаев постепенно пристрастился к алкоголю. В Семипалатинске он вскоре лишился должности. И лишь после упорных хлопот его все-таки взяли на место заседателя по коммерческой части в город Кузнецк.
А.Е. Врангель так описал перевод Исаевых из Семипалатинска:
«Однажды Федор Михайлович является домой хмурый, расстроенный и объявляет мне с отчаянием, что Исаев переводится в Кузнецк, верст за пятьсот от Семипалатинска. “И ведь она согласна, не противоречит, вот что возмутительно!” – горько твердил он.
Действительно, вскоре состоялся перевод Исаева в Кузнецк. Отчаяние Достоевского было беспредельно; он ходил как помешанный при мысли о разлуке с Марией Дмитриевной; ему казалось, что все для него в жизни пропало.
Сцену разлуки я никогда не забуду. Достоевский рыдал навзрыд, как ребенок…
Мы поехали с Федором Михайловичем провожать Исаевых, выехали поздно вечером, чудною майскою ночью; я взял Достоевского в свою линейку. Исаевы поместились в открытую перекладную телегу – купить кибитку у них не было средств. Перед отъездом они заехали ко мне, на дорожку мы выпили шампанского. Желая доставить Достоевскому возможность на прощание поворковать с Марией Дмитриевной, я еще у себя здорово накатал шампанским ее муженька. Дорогою, по сибирскому обычаю, повторил; тут уж он был в полном моем распоряжении; немедленно я его забрал в свой экипаж, где он скоро и заснул как убитый. Федор Михайлович пересел к Марии Дмитриевне. Дорога была как укатанная, вокруг густой сосновый бор, мягкий лунный свет, воздух был какой-то сладкий и томный. Ехали, ехали… Но пришла пора и расстаться. Обнялись мои голубки, оба утирали глаза, а я перетаскивал пьяного, сонного Исаева и усаживал его в повозку; он немедленно же захрапел, по-видимому, не сознавая ни времени, ни места… Дернули лошади, тронулся экипаж, поднялись клубы дорожной пыли, вот уже еле виднеется повозка и ее седоки, затихает почтовый колокольчик… а Достоевский все стоит как вкопанный, безмолвный, склонив голову, слезы катятся по щекам. Я подошел, взял его руку – он как бы очнулся после долгого сна и, не говоря ни слова, сел со мною в экипаж».