Любовь Стратегического Назначения - стр. 38
Как сообщил мне Вадим Егорович, 25 лет – весьма серьёзный срок. Не в глобальном (это слово я понял), скорее, в личностном плане.
Все 25 лет истории существования комплекса, вместе с хирургией, терапией и травматологией, существует отдел, возглавляемый Вадимом Егоровичем… У этой структуры и названия своего нет. Так… Один из кабинетов в многодверном этаже, принадлежащем отделению «Интенсивной терапии»…
– Это чем-то похоже на «Стол находок», – говорит иногда Вадим Егорович, – так… Весьма относительно.
«Стол находок»… Когда человек попадает в «реанимацию», он перестаёт быть «человеком». Он – некий организм, имеющий форму человеческого тела. Две руки, две ноги, одна голова. По описанию совпадает…
Пациенты отделения «интенсивной терапии» – это в основном водители грузовиков, не разъехавшихся на межпромысловых трассах (из кабин их извлекают в виде фарша, с еле улавливаемым пульсом), бурильщики с оторванными конечностями, угоревшие в огнеупорных скафандрах спасатели, которые пытались совладать с вырывающейся из земли струёй пламени на аварийной скважине, и другие клиенты в том же роде. В кабинете Вадима Егоровича с добрую сотню небольших железных ящиков. Они занимают три стены помещения. Когда человек в бессознательном состоянии принимает в вены иглы капельниц и электроразряды, стимулирующие сердцебиение, его личные вещи – часы, блокноты, перстни, бумажники и тому подобное – отправляется в один из ящиков «Стола находок». Вадим Егорович запирает вещи на ключ и делает запись в журнале. Всё содержимое ящика вернут хозяину после того, как он придёт в себя. Или не вернут… Если владелец умрёт на столе, не придя в сознание. Иногда, пока где-нибудь на промысле добегут до телефона, пока туда долетит вертолёт «интенсивки», да ещё обратно. Успеют – не успеют…
– Лотерея, короче, – говорит Вадим Егорович.
Личные вещи умерших хранят до тех пор, пока их не заберут родственники, приехавшие за телом. Иногда у погибших нет никого. Их хоронит за свой счёт нефтегазохимический концерн, в котором они работали. В договоре о найме, говорят, на этот счёт особая графа есть.
Человека кладут в ящик и – в яму. Могилы обычно долбят летом – зимой это делать практически бесполезно. Да и летом, как говорят, немногим легче – после полуметрового слоя песка обычно начинают тупиться буры – вечная мерзлота. Подождут мужики, оттает чуть – и вперёд. Потом ещё подождут – опять оттает. Так тут и роют… Заранее. Штук тридцать ям. С запасом.
Человек лежит себе в самой холодной могиле на этой планете, а его вещи ещё долгие семь лет хранятся в кабинете Вадима Егоровича. Почему семь? Неизвестно. Правила такие. По ним же, если за это время никто имущество покойного забрать не соизволил, содержимое ящика выкидывается на свалку. Всё.
Моего ящика здесь нет, потому что положить в него было нечего. Такого, что можно назвать личными вещами. Зато они были у Семёна Викторовича Седашова, умершего в отделении интенсивной терапии ровно семь лет назад. Помощник бурильщика Семён Седашов умер, как следует из больничных записей, не приходя в сознание после дорожно-транспортного происшествия. Он пролежал в реанимации неделю, прежде чем его сердце остановилось. Семь дней – без сознания. Семь лет – в могиле.
Сегодня Вадим Егорович будет освобождать «июньские» ящики. Каждое первое число он очищает ячейки умерших: в этом месяце, семь лет назад. Сегодня очередь «июньских».